Священная война. Век XX

Сабуров вгляделся и увидел, что рядом с Бабченко стоит командир дивизии полковник Проценко, которого Сабуров хорошо и давно знал, но не видел полтора месяца, с тех пор, как тот был ранен под Воронежем и отправлен в госпиталь. Проценко вернулся в дивизию недавно, перед отправкой на фронт. Сабуров знал об этом, но до сих пор ещё не видел его. Полковник, относившийся неравнодушно и даже пристрастно к тем, кто с ним давно служил, сделал из темноты шаг вперёд к «летучей мыши» и, похлопав Сабурова по плечу, спросил:

   — Ну как, Алексей Иванович? Всё живой ещё?

   — Всё живой, — ответил Сабуров.

Проценко любил называть всех, даже самых маленьких командиров, которых он давно знал, непременно по имени-отчеству, подчёркивая этим перед остальными своё старое солдатское товарищество с ними, независимо от их званий.

   — Живой, — улыбнулся Проценко. — И я живой. Это хорошо. — И, обращаясь к кому-то, плохо различимому в темноте, сказал: — Старые друзья, товарищ генерал, ещё под Москвой вместе были...

И, сразу перейдя с ласкового тона на строго официальный, переспросив ещё раз, все ли вызванные им командиры собрались, начал объяснять задачу этой ночи. Надо было за ночь сменить остатки дивизии, стоявшей на направлении главного удара немцев. Полк Бабченко должен был ночной атакой выбить немцев с окраины заводского посёлка, где они сегодня днём ближе всего подошли к Волге и откуда Сабуров, очевидно, и слышал близкую автоматную стрельбу.

Проценко подробно и точно, как обычно он это делал, объяснил задачу, ведя карандашом по аккуратно сложенной чистенькой карте, и потом, отпустив командиров двух полков, которым в эту ночь предстояло только занимать позиции, обратился к Бабченко:

   — Понимаешь, Филипп Филиппович, что ты сделать должен?

   — Сделаем, — сказал Бабченко.

   — В каждый батальон я тебе дам присланных из армии командиров, знающих город и обстановку. Товарищи командиры, — повернулся Проценко.

Из темноты вышли трое командиров: два старших лейтенанта и капитан.

   — Будете в распоряжении подполковника. Обстановка трудная, — глядя в упор на Бабченко, сказал Проценко. — Очень трудная... Бой ночной в незнакомом городе. Здесь шаблонов не может быть. Чем больше будет драться народу, тем больше путаницы и потерь. Неожиданностью и решимостью, а не числом. Вы понимаете, товарищ Бабченко? — сказал Проценко строго, словно предупреждая этими словами возможные решения Бабченко, которые он предвидел и не одобрял. — Сегодня ночью будете воевать одним батальоном, а два должны быть у вас готовы к рассвету для поддержки и отражения контратак. Атаковать поручите Сабурову.

Оставив Бабченко и обратившись к Сабурову, Проценко продолжал:

   — А вы тоже должны помнить — ночью не числом, а неожиданностью, как в Воронеже... Помните Воронеж?

   — Так точно.

   — Хорошо помните?

   — Так точно.

   — Ну, тогда всё. Держитесь, как в Воронеже, и ещё лучше. Вот и всё, вся мудрость...

Проценко повернулся к человеку, стоявшему позади и молча слушавшему разговор. Теперь Сабуров разглядел его. Он был одет в чёрное кожаное, блестевшее от дождя пальто с полевыми генеральскими петлицами. Очевидно, он дал Проценко все указания ещё раньше и теперь только слушал.

   — У вас приказаний не будет, товарищ генерал? — спросил Проценко. — Разрешите отпустить командиров?

   — Сейчас, — сказал генерал и подошёл ближе к свету.

Теперь Сабуров мог разглядеть его. Он был среднего роста, с тяжёлой львиной головой, смотревшими исподлобья, тяжёлыми глазами, с тяжёлым подбородком и с общим выражением какого-то особенного упорства во всём — в глазах, в наклонённой голове, в стремительно подавшейся вперёд фигуре. Казалось, что он сейчас скажет слова непременно угрюмые и резкие, но голос, каким он заговорил, был неожиданно ясным, спокойным.

   — В уличных боях участвовали? — спросил он Сабурова.

   — Так точно.

   — Сапёров вперёд, автоматчиков вперёд, лучших стрелков вперёд. Поняли?

   — Понял.

   — И сами вперёд. В этих случаях у нас, в Сталинграде, так принято.

   — И у нас в дивизии тоже так принято, — сказал Сабуров с неожиданной для себя резкостью.

Лицо генерала не выразило ничего. По нему нельзя было угадать, понравился или не понравился ему ответ.

   — Разрешите отправляться командирам? — повторил Проценко.

   — Да, пусть идут, — произнёс генерал.

Выходя, Сабуров почувствовал на себе его внимательный взгляд и услышал последние, громче остальных сказанные слова Проценко, ответившего на вопрос генерала:

   — Ничего, осилит...

Идя в темноте вслед за Бабченко, Сабуров спросил его, когда же тот наконец даст ему комиссара вместо прежнего, заболевшего тифом и снятого с эшелона по дороге.

   — Что ж, я тебе его рожу, что ли? — грубо отрезал Бабченко. — Политрук первой роты выполняет его обязанности или нет?

   — Выполняет, — недовольно ответил Сабуров, но Бабченко сделал вид, что не понял его.

   — А раз выполняет — пусть и дальше выполняет.