Священная война. Век XX

Внутри раздался сильный взрыв. Петя опять подсадил Сабурова. Сабуров сел верхом на подоконник и, в свою очередь, протянул руку Пете. Тот тоже вскочил, опять протянул кому-то руку, и все они втроём или вчетвером ссылались внутрь дома. Сабуров, по перенятой ещё в начале войны от немцев привычке, на всякий случай, не глядя, дал от живота веером очередь из автомата. Кто-то совсем близко вскрикнул, в глубине тоже слышались стоны...

Сабуров на ощупь пересёк комнату и, толкнув перед собой дверь, очутился в коридоре. Коридор был глухой, без окон, и в двух концах его — слева и справа — горели не потушенные немцами карбидные светильники. Из двери, расположенной далеко, в том конце коридора, выскочило сразу несколько человек. Сабуров скорее почувствовал, чем понял, что это немцы, и, пригнувшись, дал вдоль коридора длинную автоматную очередь. Несколько бежавших упало, один, спотыкаясь и размахивая руками, добежал до Сабурова и упал плашмя у его ног, а последний, метнувшись от стены к стене, прыгнул мимо Сабурова и столкнулся сзади него с кем-то, злорадно крикнувшим по-русски: «Ага, попал!»

Сабуров услышал сзади себя громкую возню и, крикнув на ходу: «Петя, за мной!» — побежал вперёд по коридору.

В ближайшие полчаса трудно было в чём-либо разобраться. Бойцы Сабурова и немцы наскакивали друг на друга, в упор стреляли из автоматов, дрались, опять стреляли, бросали гранаты. По беспорядочной беготне, по тому, как метались немцы с верхнего этажа вниз и обратно, было ясно, что они испуганы и то, о чём злорадно мечтали бойцы, лёжа на площади, — достигнуть врага штыком и рукой, — свершилось.

Постепенно бой перешёл во внутренний двор и затих. Немцы или были убиты, или спрятались, или бежали. Их миномёты, стоявшие на соседней улице, начали стрелять по дому, из чего следовало, что дом сейчас был снова нашим.

Начинало медленно светать. Сабуров послал связных к Гордиенко и Парфенову, которые, судя по тому, как и откуда стреляли немцы, тоже заняли свои дома слева и справа.

Когда совсем рассвело, наконец объявился старший лейтенант Жук. Он шёл прихрамывая, за ним двигались трое бойцов и пятеро немцев со скрученными за спиной руками.

— Вот они... Скажи, пожалуйста, в котельной в котёл забрались, — с искренним, никогда не покидающим русского человека удивлением перед хитростью немца сказал Жук. — В котёл ведь, скажи, пожалуйста, — повторил он с видимым удовольствием оттого, что он всё-таки нашёл этих хитрых немцев.

Сабуров был доволен — и тем, что Жук жив, и тем, что он взял в плен немцев, но ноги его вдруг подкосились от усталости, и, сев на первый подвернувшийся стул, он почти равнодушно сказал, вытирая пот со лба:

   — Да, значит, в котёл...

   — В котёл, — с удовольствием в третий раз повторил Жук. — Что прикажете делать с ними, а?

   — Вы в полк пойдёте к себе? — спросил Сабуров.

   — Да.

   — Возьмите автоматчиков и сведите их туда, а потом дальше передадите.

   — Есть свести к себе, — с радостью сказал Жук, — а автоматчиков не надо, у меня и так не убегут.

По его тону Сабуров понял, что убежать от такого немцы действительно не убегут, но и до штаба могут не дойти.

   — Вы их доведёте? — спросил он.

   — А то как же, доведу... — ответил Жук тем ненатуральным тоном, каким люди, вообще не умеющие лгать, хотят изобразить в трудных случаях особую правдивость. — Вы теперь тут всё хозяйство более или менее уже знаете?

   — Более или менее, — ответил Сабуров.

   — Ну, я к себе, — сказал Жук, — прощаться не буду, я ещё к вам в гости приду.

   — Приходите, — улыбнулся Сабуров. — Я себе пока тут квартиру подыщу.

Жук уже повернулся, но, уходя, добавил:

   — Только в нижнем этаже советую, в бельэтаже продует. Как увидят немцы, что в бельэтаже расположились, так все окна вместе со стенкой выбьют, уж это точно.

Сабуров в самом деле выбрал себе для временного командного пункта одну из полуподвальных, впрочем, довольно светлых и больших, комнат. Когда он присел и, нахмурив лоб, пытался сообразить, что ему предпринять дальше, ввалился Конюков, волоча за собой пленного — рыжего немолодого немца, примерно его лет и комплекции.

   — Словил, товарищ капитан. Словил и вам представляю...

У Конюкова был победоносный вид. Хотя он так же, как и Жук, скрутил пленному немцу руки за спиной, но теперь добродушно похлопал его по плечу. Немец был его добычей, и Конюков относился к нему по-хозяйски, как к своему добру. Сабуров, заметив по лычкам, что это фельдфебель, задал ему на ломаном немецком языке несколько вопросов. Немец ответил хриплым, придушенным голосом.

   — Что говорит, а? Что говорит? — два или три раза, перебивая немца, спрашивал Конюков.

   — Всё, что нужно, говорит, — сказал Сабуров.

   — Хрипит... Ишь ты, голос потерял, — удовлетворённо заметил Конюков, сам запыхавшийся от борьбы с немцем. — Это я его маленько придушил. А кто же он теперь по ихним званиям будет?

   — Ты до кого в старой армии дослужился?

   — До фельдфебеля, — ответил Конюков.

   — Вот и он фельдфебель, — сказал Сабуров.

   — Значит, так на так, — разочарованно протянул Конюков.