Священник в 1839 году

У месье Дельтура состояние и вправду было небольшим, но так как он не пускался в сомнительные аферы,[77] не был азартен, то вполне мог жить спокойно и уверенно, не бояться не сегодня-завтра попасть в долговую яму,[78] что в наши дни случается слишком уж часто (это стало едва ли не признаком хорошего тона).

Оставаясь какое-то время в одиночестве, Жюль Деге имел полную возможность подробно изучить все, что его окружало, включая и два семейных портрета по обеим сторонам камина. Это зрелище не доставило ему удовольствия, и он поторопился отвернуться.

Но Бог с ними, с портретами! Вот кресла, где, может, сиживала и Анна. А вот и пианино. Кто же, кроме нее, мог играть на таком инструменте? Ах, это, должно быть, прекрасно!.. Как много говорит сердцу музыка, тем более любящему сердцу! Влюбленный всегда услышит в игре своей милой тонкие, сладостные звуки, которые не коснутся, возможно, слуха остальных. Эти звуки наполнят его душу счастьем, любовью, гармонией.

Живопись — искусство индивидуалистов, оно эгоистично и мало трогает. Картина окончена, вы всматриваетесь в нее и если она вам нравится, то наслаждаетесь ею, не обращаясь при этом к автору, он вам не нужен. Даже присутствуя при создании шедевра, вы лишь наблюдаете, как работает гений, но не испытываете ничего, кроме восхищения его мастерством.

Музыка, напротив, отдает вам все свое очарование, она притягивает и заставляет дышать в унисон[79] с исполнителем. Например, в произведениях Вебера[80] все обращено к сердцу, вы как бы сливаетесь с сокрытыми в этой музыке тайнами, а ваша любимая, заставляющая трепетать струны инструмента, вызывает трепет и в вашей душе, очаровывая, завораживая. А что может быть прелестнее, чем пение любовного романса! Ваше сердце и сердце вашей возлюбленной бьются в такт сладостной мелодии, и не нужно слов, чтобы понять друг друга — музыка сблизила вас. Это ли не счастье?!

Ждать пришлось довольно долго, но молодой человек этого даже и не заметил. Наконец дверь гостиной отворилась и показался месье Дельтур при всем параде. Стараясь вести себя, как истинный представитель высшего общества, он сказал, приближаясь к Жюлю:

— Я должен предварить появление моих жены и дочери. Они слегка замешкались.

— Месье, — отвечал Жюль, кланяясь хозяину, — прошу простить, я побеспокоил вас. Вчера вы пригласили меня. Поэтому я здесь.

— Вам не за что просить прощения. Наоборот, примите мою искреннюю благодарность за ваше благородство и самоотверженность.

— Я пришел не за этим, месье. У меня иная цель. Ваша дочь, как мне показалось, была очень слаба вчера, и я взял на себя смелость справиться о ее здоровье.

— Благодарю, месье. Это очень любезно с вашей стороны. Всю ночь ей было плохо, и лишь к утру, бедняжка немного пришла в себя. И слава Богу! А то, знаете ли, мы страшно переволновались.

— О!.. Понимаю вас, месье. Я заметил, мадемуазель очень перепугалась?

Месье Дельтур не ответил на прямой вопрос. Ему хотелось знать, имеет ли Жюль Деге представление о причинах обморока.

— Это ужасно, — вновь заговорил он. — Если бы не вы, бедную девочку раздавили бы в толпе.

— Однако, месье, — не отступал Жюль, — мадемуазель почувствовала себя плохо еще до того, как началась давка. Я сразу же поспешил к ней на помощь. Поэтому сначала даже не понял, что произошло в церкви: катастрофа случилась несколькими мгновениями позже. Так что она никоим образом не могла быть причиной. Поверьте, месье Дельтур.

— Вам известно мое имя?

— Я узнал его только вчера, после встречи с вами. Но, пожалуйста, вернемся к нашему разговору. Вы полагаете, что оснований беспокоиться о здоровье мадемуазель Дельтур больше нет?

— Думаю, что бояться нечего. Я понимаю интерес, который вы испытываете к моей дочери, ведь вы спасли ей жизнь.

— Ваша любезность одновременно и конфузит и обнадеживает. Не знаю, известны ли вам подробности происшедшего, но я намерен рассказать о них. Как уже было сказано, мне показалось, что испуг вашей дочери вовсе не был связан с катастрофой в церкви.

— Вы удивляете меня, месье! — ответил Дельтур, решив сохранять видимость полного неведения, дабы не вызвать подозрений; старику не хотелось, чтобы дела его дочери стали предметом всеобщего обсуждения. — Удивляете и в то же время пугаете. Я полагаю, что причина вчерашней паники и испуга моей дочери одна и та же. Не понимаю, о чем вы говорите.

— Как знать, месье. Возможно, я ошибаюсь, но если бы ваша дочь испугалась давки, то вряд ли это произвело бы на нее столь сильное впечатление. Тут что-то не так.

— Месье, — живо отвечал Дельтур, боясь, как бы молодому человеку не стали известны истинные причины их несчастий, — было и еще кое-что. Когда мы возвращались домой, фиакр едва не перевернулся. Моя девочка впечатлительна… Да, кстати, ничего новенького не удалось узнать о вчерашнем происшествии в церкви Святого Николая?

— Удалось. Существуют неоспоримые доказательства того, что не обошлось без злого умысла.

— Как это?