Сущность процесса, как было сказано, состоит в совершении спора между неразделенными и противостоящими друг другу свойствами бытия – сокрытым и несокрытым, миром и землей, божественным и смертным. В споре складывается спорность метафизической истины как «осмысливающего обращения к бытийной сущности сущего». Спор происходит в метафизическом определении того, что при всяком определении сущее (то, что одарено бытием) получает от человека иную сущность, иную действительность, объединяется и сужается иным наименованием (материи, духа, воли и т. п.), так что при этом неизбежно уходит в тень его основа – «дар» бытия. В метафизике «осмысливающее обращение» совершается в лоне бытия, заслоняя его собой. Спор разгорается из-за того, что бытийственная основа в истине стремится преодолеть свою иную, осмысленную человеком природу и вернуться к себе самой. Истина бытия оспаривается истиной, привнесенной познанием сущего как такого-то предмета, знака или определения. И потому спор идет из-за «местопребывания» истины, из-за того, принадлежит ли истина человеческому познанию или бытию сущего. В метафизической истине человек приближается к бытию, но в той же истине бытие отворачивается от человека. Развитие спора между этими двумя видениями истины приводит, в конце концов, к завершению метафизики. Распадается единство спорящих; спор иссякает. Из нераздельности истины-спора вырастает, с одной стороны, так называемое научное или точное знание предмета, при котором любой предмет (все, что реально существует) получает для себя истину, служащую максимальной его пригодности. С другой стороны, из спора выходит истина бытия сущего, которая, собственно, есть
бытие и только бытие – т. е. реальнейшее, но при этом не обладающее никакой реальностью в сущем (будь то символ, факт или понятие). Но как раз благодаря тому, что спор угасает внутри метафизической истины, он освобождается для истины бытия. Спор «всплывает» на поверхность мышления, становясь своего рода «содержанием» истины бытия; он остается в истине как отпечаток завершенной уже метафизики.Угасание истины-спора означает, прежде всего, отмирание истины-компромисса. Эта истина изживается философией по мере того, как философия теряет свою метафизическую почву. Философское познание в целом не может примирить в себе того или иного конкретного знания о сущем с истиной бытия сущего. Истина бытия освобождается от всего того, что человек мог бы признать своим, от того, что освоено его руками или мыслью. В истине бытия «демонтируется» та истинность, в которой были нераздельны несокрытое и сокрытое, божественное и смертное. Демонтаж происходит повсюду, где бытие «высказывает» себя. Истина бытия отступает в ничто. Истина бытия есть
ничто. Ничто не требует того, чтобы оно осмысливалось как нечто, как некая сущность. Оно не нуждается в философии для себя. И потому Хайдеггер, отступая от философии к мышлению истины Бытия, неизбежно должен констатировать, что «хайдеггеровской философии не существует».Однако существует вечно пролагаемый путь к истине, который мы по праву называем философией Хайдеггера. Существует герменевтика Хайдеггера, как и разрешение им тех вопросов, которыми всегда жила философская мысль: что есть истина? что есть бытие? что есть человек, мышление, искусство, язык, логос? Существует переосмысление им метафизики (от Платона до Ницше), его прочтение досократиков, его «пояснения» к поэзии Гельдерлина, Рильке, Тракля и др. Существует, наконец, многотомное собрание его лекций и трудов, а также немало «сумм» хайдеггеровской философии, исследований, опровержений или подражаний ей. Существует немало попыток приложить метод Хайдеггера к отдельным наукам, прежде всего к богословию. Однако все эти неоспоримые доказательства того, что хайдеггеровская философия существует весомо и зримо и обильно заполняет публичное пространство, касаются лишь внешнего ее присутствия в мире. Она существует не в качестве особой, умопостигаемой сущности – истины бытия, на которой сосредоточена ее мысль, но лишь в проявлениях этой истины, которые хайдеггеровская философия как раз подвергает критике. Всякий раз, когда Хайдеггер отправляется на поиск бытия (каждая из его работ начинает этот путь, удивляясь, и как бы впервые), он вынужден проявлять свою истину, как проявляют негатив фотопленки. При этом подлинное лицо хайдеггеровской философии остается отчасти недопроявленным, скрывшимся в негативе. В какую бы форму ни облекалась истина бытия в нашем сознании, она всегда словно насильно вытягивается из ничто, будто принуждая себя к философии. Философское осуществление этой истины содержит в себе внутреннее отрицание. Не диалектическое отрицание ради более высокой ступени развития, но отрицание метафизическое («деструкция»), при котором оспаривается именно то, что утверждает себя в качестве истины о сущем. И потому мышление Хайдеггера отталкивается от вопроса: Почему вообще есть сущее, а не напротив – ничто?[216]
.