Священные камни Европы

Тютчев прав на сто процентов. Не свобода, не равенство и не братство были целью революции. Главная идея революции – антихристианство. Цель революции – уничтожение Церкви (это, кстати, в полной мере касается и нашей Октябрьской революции). Тютчев вычленяет из хаоса фактов и самых разнообразных идей, сопровождавших революцию, ее главный смыслообразующий принцип. Но каждый метод имеет свои недостатки. Рассматривая, революцию исключительно, как чистый принцип, мы неизбежно проигнорируем революцию, как реальность. Принцип – это голая схема, а реальность бесконечно разнообразна. Исходя из чистого принципа феномен Наполеона не объяснить. Когда он сказал: "Я и есть революция", он ни как не мог иметь ввиду, что он – главный враг Церкви. И уж если Тютчев утверждает, что Наполеон всю революцию "носил в самом себе", так не вражду же на Христа он в себе носил. Это неправда, и эту неправду мы уже достаточно опровергли фактами.

А дело тут вот в чем. Когда идеологи и вожди революции поставили перед собой задачу поднять народ на восстание, они конечно понимали, что за одну только ненависть к Церкви, за возможность убивать попов, народ не пойдет на баррикады. Во Франции было еще достаточно людей религиозных и еще больше людей равнодушных к религии, но вот именно равнодушные и не захотели бы умирать за то, что им по большому счету безразлично. Народ надо было привлечь на сторону революции некоторыми имеющими для него значение обещаниями. Революционеры вынуждены были дать народу то, за что он готов был сражаться и умирать, а в итоге народ получил от революции кое что хорошее. Это хорошее не было в революции сущностным, оно было второстепенным, это был лишь фантик, в который завернули ядовитую конфету, но этот фантик был реально красив.

Помните замечательный фильм «Приключения королевского стрелка Шарпа»? Умный и храбрый британский солдат стал офицером, но в Британской армии офицеры были почти исключительно из дворян, и эти дворяне смотрят на лейтенанта (капитана, майора) Шарпа, как на нечистое животное, как на огородное пугало, которое чудак Веллингтон вздумал обрядить в офицерский мундир. Офицеры не видят в Шарпе настоящего офицера, в офицерской столовой ему не рады.

А теперь вспомните Иоахима Мюрата и Михаила Нея. Мюрат был сыном трактирщика, Ней – сыном мясника. И они прославили не только себя, но и Францию на весь мир. Блеск золота на их маршальских мундирах вполне соответствовал их личной доблести. И для Франции, и для всего мира они были не просто настоящими маршалами, они были великими маршалами. Кто посмел бы попрекнуть Мюрата и Нея их низким происхождением? Древнее дворянство считало за честь служить под их началом. И это дала Франции революция. И Наполеон, говоря: «Я и есть революция», имел ввиду это. У Наполеона Шарп стал был маршалом, и спесивое дворянство склонилось бы перед ним в почтительном поклоне. И в этом смысле Наполеон был «сыном революции». А теперь скажите, что это плохо.

А когда офицеру ударить солдата по лицу, легче, чем чихнуть, это хорошо? А когда храбрецов-солдат забивают на смерть палками, вы готовы этим восхищаться? Но ведь это же было в армии православного русского царя, власть которого основана на безупречном политическом принципе. В революционной, позднее – императорской армии офицер не посмел бы солдата и пальцем тронуть. Солдату вернули его личное человеческое достоинство. И это сделала революция. И в этом смысле Наполеон мог, ни чего не стыдясь, сказать: «Я и есть революция».

До революции католическое духовенство превратилось в самых обычных феодалов. Аббаты и епископы в силу этого своего статуса владели земельными наделами, они были уже не столько духовными лицами, сколько, по-нашему говоря, помещиками. Стать епископом, означало получить в пользование соответствующий феод. Ни кого не удивляли 20-летние епископы, которые богослужений почти не совершали, иногда вообще не бывали в своих епархиях, просто получали с них доходы. Красноречивым примером в этом смысле был Талейран, епископ Отенский – отъявленный безбожник, до революции бывший церковным феодалом. Революция положила этому предел. Наполеон, этот «сын революции», твердо сказал, что возврата к прошлому не будет. Духовенство не превратиться обратно в феодалов, место священнослужителей – у алтарей. Он плохо сделал? Надо было вернуть духовенству земли, отобранные революцией? Как это ни парадоксально, но, защищая завоевания революции, Наполеон выступал, как верный сын Церкви.