Казалось, вся эта земля была пропитана религиозным духом: «В Сирии было довольно много евреев, их волновали смутные надежды, среди них ходил слух, что Наполеон после взятия Акры отправится в Иерусалим, и что он хочет восстановить храм Соломона. Эта идея льстила им.»
И христиане, и мусульмане, и иудеи видели в генерале Бонапарте возможность осуществления своих религиозных надежд. Он ни кого не хотел разочаровывать.
Едва ли не на следующий день после государственного переворота 18 брюмера, захвативший власть генерал Бонапарт сделал отправление католического культа свободным. Он разрешил празднование воскресного дня, многих священников вернул из ссылки, многих выпустил из тюрем. Затем он приступил к переговорам с папой, в результате которых был подписан знаменитый Конкордат, просуществовавший, кстати, более ста лет после Наполеона.
Наполеон признал католицизм «религией огромного большинства французских граждан», но не государственной религией, как это было до революции. Взамен этого папа обязался ни когда не требовать возвращения Церкви земель, конфискованных у нее во время революции. Епископов и архиепископов назначал по своему усмотрению Наполеон, а уже после этого назначенное лицо получало от папы посвящение в сан. Священники, назначаемые епископами, вступали в должность только после утверждения правительством. Надо сказать, что даже статус государственной религии редко давал правительству такие серьезные полномочия в управлении церковными структурами.
Про Конкордат часто говорили, что Наполеон принял его исключительно из политических соображений. Это очень упрощенный и не очень честный взгляд на сей предмет. Разве в действиях Константина Великого и Владимира Святого, которых Церковь называет равноапостольными, не было политической составляющей? И разве в действиях Наполеона не было составляющей чисто религиозной, ни как не зависящей от политической выгоды? Не будем забывать, что Наполеон был человеком, искренне верующим в Бога, атеизм он считал чем–то нездоровым, ненормальным, неправильным. Да, Церковь была для него в первую очередь политическим союзником, той силой, которая обязана помогать ему в управлении государством и не имеет права в этом мешать. Но этот выбор Церкви в качестве союзника был для Наполеона добровольным, отнюдь не навязанным ему ситуацией.
В то время он как–то обронил: «Попы все–таки лучше, чем шарлатаны вроде Калиостро или Канта и всех этих немецких фантазеров». В этой фразе звучит явно пренебрежительное отношение к священству и одновременно — вполне осознанный выбор в его пользу. Кого–то может удивить, что он поставил рядом имена мошенника Калиостро и великого философа Канта, но это отнюдь не случайный смысловой ряд, за ним стоит примерно такая концепция: бесспорно существует мир иной, некая мистическая реальность, с которой человек так или иначе вынужден иметь дело. Нас предлагают ввести в мистическую реальность жулики, вроде Калиостро — они не заслуживают ни чего, кроме презрительной усмешки. Или умники, вроде Канта, которые много мудрят, но ни чего не понимают. Попы — тоже не очень, но лучше них ни кого нет. Выбор Наполеона в пользу Церкви — это выбор человека, который ни чего не понимает в религии, но вместе с тем обладает здоровым религиозным инстинктом.
Позднее он выразил свою мысль еще более отчетливо: «Я рассматривал религию в качестве поддержки разумных принципов и нравственного поведения в теории и на практике. Кроме того, такова уж неугомонная людская натура, что душа человека требует чего–то непостижимого, что предлагает ему религия, и гораздо лучше для него найти это в религии, чем искать это у Калиостро или гадалок и шарлатанов».
А с политической точки зрения этот выбор не только не решал его проблем, но и создавал новые. Заключая союз с Церковью, Наполеон плыл против течения, ему было политически проще не делать этого.
Конкордат был торжественно обнародован 18 апреля 1802 года, в пасхальное воскресение. По этому случаю в Соборе Парижской Богоматери отслужили торжественную мессу. Присутствовали три консула республики, министры, чиновники, иностранные послы. Явка военных была обязательна, за что отвечал Бертье. В храме Бернадот мрачно молчал, Ожеро не скрывал раздражения. Не знаю еще, почему там не было Даву, который всю жизнь оставался отъявленным безбожником. Наверное, он представил справку о болезни.