Священные монстры (портреты)

Я намеревался завершить СВЯЩЕННЫХ МОНСТРОВ на фигуре Петра I. Скульптура Шемякина - нелепый крошечноголовый Петр присевший в бронзе в Петропавловской крепости (высокие колени, женский таз, короче, урод) так и сидел перед моими глазами. Когда вдруг 21 мая радио, которым нас кормят в тюрьме насильно, одно из дрянных мусорных радио не то "Русское Радио", не то "Европа Плюс" сообщило, что состоится торжественное собрание по поводу дня рождения Андрея Сахарова. По поводу его восьмидесятилетия. Со своей шконки, из-под ватной фуфайки вывернул голову "нарко-барон", мой сокамерник и пробормотал: "Во, о ком напиши! Многие зэки обращались к нему с письмами. Он помогал. Единственный политик, который себя не опорочил". Произнеся эту характеристику, "нарко-барон" вернул нос под фуфайку. Я принял к сведению его заявление и стал отжиматься от полу. Сделал 350 отжиманий. Через десять минут меня вызвали к адвокату. Сергей Беляк сказал мне, среди прочего, что в поручительствах (по поводу смены мне меры пресечения, отмены содержания под стражей подпиской о невыезде или залогом) отказали мне такие, казалось бы, дружелюбные ко мне люди, как "патриот" Говорухин и Зиновьев. Услышав об этом, я решил написать об Андрее Сахарове - моем вечном оппоненте со времен еще моего первого романа. В романе об Эдичке, я, по мнению критиков, винил Сахарова и Солженицына в том, что оказался на Западе.

В 1975 году за брошюру "О моей стране и мире" и по совокупности его правозащитной деятельности Сахаров получил Нобелевскую премию Мира. Помню, что прочел зеленую брошюрку не отрываясь и вынес из чтения ее твердое убеждение, что ученый физик Андрей Дмитриевич Сахаров крайне наивен везде, где он пишет о Западе. Извинения этой наивности быть не может, ибо, никогда не побывав в западном мире, он, по честному, должен был бы не высказывать своего мнения о нем, и тем более не сравнивать его с советским миром. Запад представал из брошюры "О моей стране и мире" царством справедливости, благополучия и рациональных моральных и правильных решений. Особенно возмутило меня, помню, предложение Сахарова, чтобы Советский Союз разоружился в одностороннем порядке. В этой политической наивности я и сегодня упрекаю покойного, как и в той необъяснимой вере, в порядочность Запада, которую он питал, если не ошибаюсь, до самой смерти. За десять лет, прошедшие со дня смерти Сахарова в декабре 1989 года, Запад множество раз успел доказать свою жестокую, хищническую тоталитарную природу. Запад как раз в момент смерти Сахарова перешел к практике насильственного подчинения инакомыслящих стран. Первым был Ирак, не обязательно его любить, Ирак или Саддама Хусейна, но то, что отныне судьба многих инакомыслящих режимов будет решаться не внутри этих стран, а вовне, консилиумом докторов смерти из ООН и НАТО полностью разрушило международное право и установило право железной пяты самых вооруженных стран - сил европейской крепости и Америки - выбирать себе страны жертвы. Их называют "страны-изгои". Станы-изгои можно бомбить, как бомбили Сербию: бомбить телецентры, железнодорожные мосты, министерства. Бомбить и называть разбомбленное "инфраструктурой", избегая употреблять упоминание о трупах людей. Если бы правозащитник Сахаров дожил до современного растаптывания международных прав, я полагаю, он изменил бы своей вере в Запад.

Тогда в 1975 году, несколько эмигрантов, в том числе и я, написали "Открытое письмо академику Сахарову". Американские газеты его не напечатали, но напечатала большие отрывки из него лондонская "Таймз".

Однако, в нашей оценке брошюры Сахарова, мы тогда, спустя четверть века я вынужден это признать, мы и я допустили определенную несправедливость. Мы занизили критику Сахаровым советского режима. Каюсь, пускай и спустя четверть века. Даже судя по останкам советского режима, по судам, по прокуратуре инквизиций, по ФСБ, да даже судя по чудовищным тюрьмам России 2001 года - Сахаров был справедливым критиком той отвратительной реакционной системы государственного насилия. В своей правозащитной деятельности он допусках частные ошибки. В 1968 году, помню, он рьяно защищал крымских татар и Мустафу Джамилева. Те, кто видят сегодня, как крымско-татарское националистическое движение помыкает и русским и украинским Крымом, понимают, насколько ущербным был этот равномерных, якобы, объективный подход к проблеме прав малых наций на самоопределение. Карабах, Чечня - это все последствия объективности.