«Священные войны» Византии

Однако в описываемый период времени политические выводы из этого соблазнительного в своей сути учения еще не являлись категоричными и безапелляционными, когда речь шла об отношениях между Римским епископом и Византийским императором. Безопасность Рима и самих понтификов во многом зависела от царя, единственного законного Вселенского владыки. В любом случае альтернативы императорской власти просто не существовало – ведь даже многие варварские вожди и короли признавали василевсов своими сеньорами, а себя их вассалами.

В большей степени папы были озабочены тем, чтобы авторитет Византийских царей не становился преградой для них, когда возникал очередной вероисповедальный спор между Римом и Константинополем. Восточная столица должна была лишиться особого покровительства Византийских царей, чтобы «досадное недоразумение» в виде 28‑го канона Халкидонского Собора перестало существовать. А достижение этого результата было возможно за счет отказа признать некоторые полномочия василевсов в церковном управлении, как они сформировались издревле.

В первую очередь для апостоликов были неприятны судебные прерогативы царей и перспектива когда-нибудь попасть на царский суд в качестве обвиняемых лиц. В свою очередь для этого следовало убедить Римских василевсов в том, что, при всей безбрежности их власти они не могут претендовать на священнический сан и, следовательно, их церковная политика должна следовать тем указаниям, которые даются ей по-настоящему высшей духовной властью, то есть Римским епископом.

Первую практическую попытку освободиться от этой зависимости и обосновать свою неподсудность царю предпринял папа Геласий (492—496). «До пришествия Христа, – утверждал он в своем послании, – было так, что некоторые люди, все же, образно говоря, более предназначенные к исполнению внешних обрядов, были одновременно и царями, и священниками. Священная история повествует о том, что таковым был Мелхиседек (Быт. 14). Чему стал подражать и дьявол, всегда стремящийся тиранически присвоить себе все соответствующее божественному почитанию, так что языческие императоры одновременно провозглашались и великими понтификами. Но после рождения истинного Царя и Священника ни один император не присваивал себе имени священника, ни священники не притязали на царский сан. И хотя в Нем Самом, то есть в истинном Царе и Священнике сочетались корни и царского, и священнического рода, однако Христос, помня о человеческих слабостях, так разделил обязанности каждой из этих великих властей между различными действиями и даровал им различное достоинство, чтобы это благоприятствовало их спасению, и удержал от великой власти, желая исцелить их спасительным смирением и не дать им быть вновь захваченными человеческой гордостью, чтобы и императорам-христианам ради вечной жизни необходимы были священники, и священники бы подчинялись императорам в ведении мирских дел: поскольку духовное отстоит от плотского, то никакой воин Иисуса Христа не связывает себя делами жительскими (2 Тим. 2, 4), и наоборот, тому, кто занят делами светскими, не должно заниматься делами божественными, чтобы соблюдалась и скромность обоих сословий и ни одно из них чрезмерно не возносилось и каждое наилучшим образом подходило бы к определенной ему деятельности. И вот, коль скоро все так устроено, то достаточно очевидно, что мирская власть не может ни обвинять, ни оправдывать священника»[934].

Его преемники пошли тем же путем. Когда папу Симмаха (498—514) обвинили в том, что он совершал Пасху по старому календарю, а не по Александрийскому, принятому во всей Церкви, итальянские епископы, собравшиеся на Собор в Риме, 23 октября 502 г. вынесли следующий приговор: «Симмах – законный папа, а право судить папу лежит не во власти людей, но лишь Бога»[935].

Папа Иларий (461—468), не стесняясь, довольно жесткими методами насаждал власть апостолика в Галлии, епископы которой не желали примириться со статусом подчиненных Риму лиц. А папа Феликс II (483—492) отверг «Энотикон» императора Зенона как пример неоправданного вмешательства мирянина в вопросы веры[936].

Параллельно этому понтифики прилагают многие усилия для того, чтобы подтвердить свои высшие духовные полномочия, незаконно попранные восточными патриархами. И чем больше им противостоял Константинополь, тем многограннее становились амбиции Рима. Апостолик решился на то, чтобы вообще устранить любой авторитет на своем пути, безосновательно, грубо попирая старые традиции, подчинив своей воле даже Вселенские Соборы. Уже папа Геласий I стал присоединять к каноническим сборникам собственные постановления и акты своих предшественников, придавая им авторитет, равный соборному[937].