Священный изумруд апостола Петра

– Так… вот мы перебросили их в какой-то банк на Тайване… а теперь – в отделение Сбербанка в Новоржеве, вот они удивятся, если успеют… нет, не успели удивиться, денежки уже в Гонолулу… теперь – в Каракасе… теперь – в Кингстоне…

– Кингстон – это где? – поинтересовалась Аня.

– Не знаю, но где-то очень далеко. А тебе не все ли равно?

– Да, в общем, все равно…

– Ну, так тогда не отвлекай… ага, теперь они в Бишкеке… теперь – в Самарканде… ну все, теперь у тебя счет совершенно в другом банке, и почти невозможно определить, откуда эти деньги появились. Не отследить, в общем.

– Ну, спасибо, подруга!

– Заходи, если что, – машинально ответила Аська, вперившись взглядом в экран и самозабвенно молотя по клавишам. – Пока-пока…

Агния внимательно оглядела себя в огромном, до пола, зеркале в барочной бронзовой раме и удовлетворенно улыбнулась. Вид в зеркале был неплох на самый взыскательный взгляд. Хорошо, что не пожалела денег и купила это платье в прошлую свою поездку в Брюссель. Сидит отлично – с фигурой у нее все в порядке, ничего лишнего, скорее наоборот. И волосы уложила мастер очень хорошо. Вот бы только убрать с лица это выражение вечной озабоченности, тогда исчезнет крошечная морщинка на переносице.

Она отвернулась от зеркала и пошла к широкой мраморной лестнице, где ожидал ее господин Солуянов. Не друг, не партнер – работодатель. Уже почти год Агния работала наемным директором в его фирме, торгующей антиквариатом и произведениями искусства. Взял он ее на работу после того, как прежнего ее шефа, Антона Борового убили в Венеции из-за старинного бронзового кубка[1].

Андрей Солуянов известен был в антикварных кругах как человек, создавший свой бизнес, мягко говоря, не слишком честно, что называется, не в белых перчатках. Однако теперь он остепенился и тщательно следил за репутацией своей фирмы. Он стал законопослушным гражданином и ответственным бизнесменом.

В принципе работалось Агнии с ним неплохо, только очень напряженно. Так что откуда лишнему в фигуре взяться, когда всю неделю крутишься как белка в колесе. Иногда и в выходные приходится работать. Или вот как сегодня – вроде бы она тут не по делам, но с большим удовольствием провела бы время за ужином с подругой Анькой. Что-то у нее там для Агнии есть, вот уж удивительно, вроде бы Анька с антикварным бизнесом никак не связана.

В глазах Солуянова при виде Агнии отразилось некоторое одобрение – не стыдно с ней показаться на людях, это точно. Она сдержанно улыбнулась ему, просто чтобы соответствовать моменту – красивая женщина в красивом интерьере подходит к солидному, прилично одетому мужчине. Он в ответ улыбаться не стал – повернулся и пошел вперед по лестнице, даже руку не подал.

Все ясно – не хочет, чтобы их деловые отношения переросли в нечто большее. Да Агнии такое и в голову бы не пришло, он ей совершенно не нравится. И вообще заводить роман с собственным работодателем – это очень дурной тон.

А заставлять даму плестись за собой, как козу на привязи, – это форменное хамство. Ну, что уж тут поделаешь, надо принимать их такими, какие есть, не пытаясь переделать и ничего им объяснить, они все равно не поймут, как говорил когда-то дед про современных деловых людей.

Как обычно, вспомнив про деда, Агния почувствовала, как защемило сердце. Эх, деда, как же мы хорошо жили с тобой…

Отец Агнии рано умер от болезни сердца, которая, к счастью, не передалась Агнии. Дед, овдовев, очень привязался к внучке и часто брал ее к себе. Сначала на выходные и на каникулы, потом, окончив школу, Агния просто переехала к нему. Мама не слишком хорошо относилась к деду, но Агнию отпустила с радостью, потому что к тому времени снова вышла замуж.

Дед научил Агнию разбираться в антиквариате, потому что сам имел большую коллекцию, он убедил ее поступать на искусствоведческий факультет, и она никогда не жалела, что выбрала эту профессию. И все шло прекрасно, она уже работала, делала карьеру, ее знали уже не только как внучку коллекционера Иволгина.

И вот, два с половиной года назад, в самый страшный для Агнии день, позвонила соседка – дверь у них одна открыта, а вторая – всего на один замок. Она, мол, стучит, звонит – никто не отзывается. И вот когда Агния на трясущихся ногах вошла в квартиру, то увидала на полу деда в луже крови. Он был уже остывшим, а кровь впиталась в ковер, отчего ворс стал коричневым.

Полиция подозревала обычное ограбление, но в квартире, где было множество ценных вещей, ничего не пропало. Еще полиция выяснила, что, судя по замкам, хозяин сам впустил в квартиру своего убийцу. Орудие убийства, тяжелая бронзовая лампа, валялось тут же, рядом с телом деда. Подставка лампы представляла собой пьедестал, на котором стояли три бронзовые грации, они держали в руках перевернутую бронзовую же раковину, из нее выходил длинный штырь, на котором, собственно, и держался абажур. Агнии никогда не нравилась эта лампа, ей казалось, что лица у граций надменные и злые. Хорошо, что лампу забрали как улику, Агния не смогла бы держать ее дома.