Священный мусор

А мы сами что делаем? Посмотрите, какая чудесная картина: прекрасная блондинка, скажем, Таня Танина или Маня Манина, предлагает вам свое знание о мире, сконцентрированное в небольшом объеме и доступно написанное. Самые важные вопросы мироздания: женщинам — как завоевать миллионера, мужчине — как миллионером стать, домохозяйке — как наилучшим способом сварить суп для миллионера, миллионеру — как правильно выбрать яхту, старичку — как вернуть половую энергию, старушке — утраченную молодость. Все ответы на все вопросы, в сжатой и незамысловатой форме, цена книги невелика, эффект обещан стопроцентный, тираж получается — убойный.

Кто в дураках? Ну конечно, не Маня Танина. Мы, добрые читатели, всегда готовые раскрыть кошелек, купить на грош пятаков, пролистать это школьное сочинение сбившейся с пути пятиклассницы и сунуть его в урну. Но ведь купили же!

После окончания сезона в каждой гостинице от трех до пяти звезд, от берегов Турции до Гренландии, собираются целые библиотеки этой макулатуры по всем жанрам литературы, науки и техники. Эта экологическая проблема легко разрешима: с переработкой бумаги всё обустроено отлично. Вторбумага в некоторых отношениях даже лучше той, что сделана из настоящей древесины. Но вторая экологическая проблема — как выводить из отравленного мозга эту заразу, этот зловредный грибок, разъедающий каждого в отдельности и всех вместе.

Кроме потери драгоценного времени жизни, кроме всепроникающего призыва «Потребляйте! Потребляйте! Потребляйте!», сеющего в душе беспокойство и даже смятение, — другие уже успели, а я-то как же? По известному еврейскому анекдоту: «Сима, посмотри, дети Рабиновича уже блюют, а наши еще и не кушали!»

Реклама напирает, сопротивление снижается. Происходит, может быть, еще не вполне отрефлектированный процесс снижения уровня, переход на низшую ступень развития. Закончивший десятилетку и какой-никакой институт человек, способный прочитать «Капитанскую дочку» (все слова понимает!), сдать экзамен по химии и геометрии, запомнить две сотни картин и два десятка фильмов, следуя напору коммерческой рекламы или собственной лени, начинает потреблять непотребное и сам не замечает, как его речь, его душевные движения уплощаются, редуцируются, мышление сворачивается до самого элементарного, и даже начинает казаться, что решение всех жизненных проблем висит на листке отрывного календаря.

Хочется крикнуть: «Караул! Грабят!» Но ведь это не так. Кричать некому. Этот вопль может быть обращен только к самому себе: что ты берешь в руки? Посмотри! Кажется, это Маня Танина учит тебя жить? А может, сказать «нет»? Трудное слово «нет»? Или сдаться и согласиться на тотальный, проникающий во все поры существования обман?

Без диплома

Благодарственное слово крысе

На собственную жизнь иногда полезно бывает взглянуть глазами археолога, просмотреть ее по слоям. И удивительно, как иногда маленькие, совершенно незначительные события по мере их удаления оказываются важнейшими, поворотными точками. В этой редкой и драгоценной точке тебе предлагается сделать выбор, совершить свободное действие, не вынужденное сцеплениями разнообразных обстоятельств, и вот ты совершаешь шаг, иногда совершенно интуитивно, даже не понимая важности происходящего. Иногда, как в детской игре, делаешь ход, и пускаешься по совершенно ложному, лишнему кругу и тратишь годы жизни, и много сил на это истощается…

С детства моего было как-то заранее решено, что я буду биологом, как мама. И я поступала в университет, и в первый год не прошла. И опять было семейно решено, что я год поработаю лаборантом, а потом буду поступать снова.

Я пришла в лабораторию, прекрасную стеклянно-белую лабораторию со множеством шкафов и стеллажей, с медными сверкающими старинными микроскопами и микротомами, с торсионными весами под круглым колпаком из неравномерно утолщенного стекла, стоящими на прочном столике красного дерева. У высокого лабораторного стола стояла очень стройная женщина с черно-седым пучком, восточными глазами и слишком маленьким расстоянием между носом и верхней губой. В ее лице была чистоплотность, брезгливость, тщательность и еще что-то значительное, неузнаваемое… Халат сверкал высокогорной белизной, руки были хирургически чистыми, а крепкими плотными пальцами она совершала мельчайшие ювелирные движения. Крошечные причудливой формы ножницы и тонкий пинцет легко прикасались к атласно-розовому пузырьку, лежащему на предметном стекле. Рядом стояла целая шеренга бюксов и отталкивающий зубоврачебный лоток, прикрытый марлей.

— Добрый день, я к вам, — робко сказала я ей в спину. Она, не оглянувшись, кивнула:

— Подойди поближе и смотри, что я делаю.