Мы ищем покоя, а когда находим его, он становится невыносимым. Неспособный к божественной деятельности, которая одна может удовлетворить [дать отдых]… падший человек стремительно бросается на внешние вещи, не для того, чтобы помочь себе, а чтобы возобновить деятельность, которая держит дух в приятном оцепенении… [Развлечения] уводят нас от единственного, что может помочь нам начать восхождение к истине… от чувства опустошенности.
«Земную жизнь пройдя до половины, — сказал Данте, — я очутился в сумрачном лесу». Пустота — часто то первое, что мы находим, когда честно смотрим на историю, которая происходит в нашем сердце. Для нас — это подарок пустыни. Джордж Макдоналд побуждает принять ее как друга, «оставив сердце пустой чашей», и практиковать это. Но что делать с этой опустошенностью? Если мы попытаемся молиться, наши мысли наполнятся суетливыми, бессвязными просьбами, которые начинаются словами: «Господи, помоги мне сделать то или это лучше, иметь больше веры, больше читать Библию». Эти суетливые просьбы, кажется, оставляют внутри что-то невысказанное, что-то, что пытается рассказать нам о том, как на самом деле обстоят дела.
«Наши мысли заняты моральными обязательствами, — сказал Ноуэн в книге «Путь сердца», — в то время как сердце сообщает нам, что происходит. Обновление мыслей происходит через сердце». Он цитирует Феофана-затворника, который сказал: «Молиться — значит спускаться мыслями в сердце и стоять там пред лицом Бога, всегда пребывающего в нас и все видящего». Если мы позволим нашему разуму просто слушать, то, возможно, услышим, как говорит наше сердце — бессознательно и чуть слышно из-за шума. Оно говорит: «Я такое уставшее и потерянное. У меня нет сил освободиться. Как я хочу отдохнуть!»
Наш разум слышит эти слова и понимает, что бесполезно просить Бога дать нам сил, чтобы вернуться назад на скалу, с которой мы упали. Нам нужен Пастырь добрый, который бы пришел и взял нас. Если мы позволим нашему сердцу дать разуму слова для молитвы, мы скажем: «Иисус, помоги мне. Все мои любовники предали меня. Прости. Я не могу утолить своей жажды. Дай мне воды живой».
Не так давно я готовил выступление в серии лекций о Священном романе, которую мы с Джоном представляли в Колорадо Спрингс. Речь Джона за неделю до этого тронула людей глубоким пониманием милости и любви Божьей. Я сидел за столиком в булочной по соседству, когда подошла моя знакомая и мягко заметила: «Мой муж сказал, что его жизнь сильно изменилась со времени последней лекции, поэтому вам лучше подготовить что-то приятное».
Часть моей маленькой истории подвигала меня использовать свой дар учителя и мыслителя, чтобы завоевать признание людей, чтобы стать чьим-то героем. При мысли о том, что, возможно, я могу стать не лучшим оратором в серии этих лекций, меня захлестнула волна стыда, чувство, что я беззащитен. Враг тут же оказался рядом, с напоминанием о прошлых неудачах и последовавшей за этим боли. С минуту я размышлял, что надо удвоить усилия, чтобы подготовить отличное выступление — отыскать новые цитаты, найти действительно подходящий фрагмент из фильма для иллюстрации своей идеи.
Но именно в этот момент я прислушался к тому, что говорило мне сердце. Я услышал, что оно чувствует себя утомленным и напуганным возможностью оказаться несостоятельным, не имеющим ничего, что могло бы сделать меня чьим-то героем. Выйдя из булочной, я отправился на пустырь неподалеку. Там я прогуливался, ощущая себя глубоко взволнованным и подавленным из-за того, что попал в такое глупое положение. Любой, кто сталкивался когда-нибудь с ситуацией, от которой зависела его жизнь, знает, о чем я рассказываю. У меня не было сил, чтобы помолиться, и даже чувства, рождающего молитву. Я начал повторять про себя простое предложение: «Иисус, лишь Ты можешь очистить меня от моих грехов». Я не пытался осмыслить эти слова или заставить себя поверить в них. Я просто позволил им замереть где-то между головой и сердцем, чтобы Иисус решил, что с ними делать. Через некоторое время я почувствовал, что что-то начало прорываться глубоко изнутри, признание чувства одиночества и сильной жажды чего-то. Последовало освобождение, а за ним — слезы. Я ощутил, что Иисус нежно и трепетно заботится обо мне, снимая проблемы многолетней давности, которые затрагивали глубины моей души, а не просто чувства, вызванные событиями того конкретного утра. Ощущение свободы и благополучия исходило из тех самых глубин, которые еще несколько минут назад так бушевали.