Священный Цветок. Суд фараонов

– Да, баас, это правда. Конечно, для меня, как и для Мавово, лучше умереть, чем надеть эту шкуру. Однако мне будет приятно обмануть этих понго, и, кроме того, я не хочу, чтобы бааса убили из-за того, что я не могу перенести дурного запаха. Итак, если нужно, то я сделаюсь богом.

Таким образом, дело было улажено благодаря самопожертвованию этого добряка Ханса, бывшего истинным героем всей этой истории. Мы решили пуститься в наше отчаянное предприятие на заре следующего дня. До этого времени нам нужно было сделать очень многое. Миссис Эверсли созвала всех служанок, которые, числом около двенадцати, вскоре собрались перед верандой.

Печально было смотреть на этих бедных женщин, из которых одна половина состояла из неприятных на вид альбиносок, а другая – из глухонемых. Миссис Эверсли, говорившая с ними в качестве жрицы, объявила, что живущий в лесу бог умер и что поэтому она должна взять цветок и отправиться к Мотомбо, чтобы известить его об этой ужасной катастрофе. Тем временем они должны оставаться на острове и продолжать обработку полей.

Это приказание повергло несчастных женщин в большое уныние; они, по-видимому, были сильно привязаны к своей госпоже и ее дочери.

Старшая из них – высокая худая женщина с белыми волосами и розовыми глазами – похожая, по словам Стивена, на ангорского кролика – бросилась на землю и, целуя ноги миссис Эверсли, спросила, когда она возвратится обратно, так как без нее и Дочери Цветка все они умрут от печали.

Подавив волнение, миссис Эверсли ответила, что она этого не знает: все будет зависеть от воли неба и Мотомбо. Потом, чтобы прекратить дальнейшие разговоры, она приказала им принести заступы, которыми они обрабатывали землю, а также винные палки, циновки и веревки из пальмовых волокон, и помочь нам выкопать из земли Священный Цветок.

Это было произведено под руководством Стивена, чувствовавшего себя в этом деле, как в родной стихии, хотя такая работа была далеко не из легких. Она проходила весьма невесело, так как служанки все время плакали. Плакала даже мисс Хоуп, и я заметил, что ее мать тоже сильно взволнована. В продолжение свыше двадцати лет она была хранительницей этого растения, к которому, мне кажется, в конце концов стала относиться с таким же благоговением, как и народ понго.

Наконец наша работа была окончена. Мы выкопали растение вместе с землей, чтобы не дать ему засохнуть, причем старались по возможности не задевать его корней. Под ними, приблизительно на глубине трех футов, мы нашли несколько предметов. Одним из них был древний каменный фетиш грубой работы, имевший вид обезьяны с золотой короной. Этот предмет был небольших размеров и потому сохранился у меня до сих пор. Кроме того, там оказалась куча угля, среди которого было несколько наполовину сгоревших костей и малоповрежденный череп. Последний, по-видимому, принадлежал женщине низшей расы, быть может первой Матери Цветка.

Когда растение было окончательно отделено от почвы, на которой оно росло в течение столь многих лет, оно было помещено на большую циновку и искусно обложено влажным мхом. Последнее было выполнено Стивеном, который в подобных делах был настоящим художником. Циновка была обвязана вокруг корней растения; каждый его стебель был из предосторожности привязан к тонкой бамбуковой палочке. Потом вся связка была помещена на бамбуковые носилки и прикреплена к ним веревками из пальмовых волокон.

Тем временем стало темнеть. Все мы устали.

– Баас, – сказал мне Ханс, когда мы возвратились в дом, – не лучше ли будет, если мы с Мавово возьмем немного пищи и отправимся спать в лодку? Конечно, эти женщины не могут причинить нам вреда, но я, присмотревшись к ним сегодня, боюсь, как бы они не наделали из палок весел и не перебрались через озеро, чтобы предупредить обо всем понго.

Мне не хотелось разделять наше небольшое общество на две части, но мысль Ханса показалась мне благоразумной, и я согласился на это.

Вскоре Ханс и Мавово, вооружившись копьями и захватив с собой провизию, отправились на берег озера.

Стивен и я ночевали в ограде, рядом с упакованным цветком, с которым тот не хотел расставаться. Эта предосторожность оказалось не излишней, так как около полуночи я увидел при свете луны, как дверь острожно приоткрылась и в ней показалось несколько женщин-альбиносок.

Я приподнялся, кашлянул и поднял ружье, после чего они убежали и больше не возвращались.

Брат Джон, его жена и дочь встали задолго до зари, чтобы сделать необходимые приготовления к путешествию, собрать запас провизии и прочее. Мы позавтракали еще при луне и с первыми лучами солнца тронулись в путь.

Я заметил, что миссис Эверсли и ее дочь с грустью расстаются с этим местом, где они мирно прожили в полном одиночестве так много лет, где последняя родилась и прожила до совершеннолетия.