Святая Анастасия Сербская. Чудеса и пророчества

Старец волновался больше, чем после великих побед над византийскими, болгарскими и венгерскими армиями. Он думал о том, что коснулся начала восхождения к небесной красоте и Царству Божию.

Ему было чрезвычайно приятно, что он чувствует – вокруг него не происходит ничего, что бы его отягощало. Напротив, теперь он стал лишь частицей всеобщих событий – малых и важных, или неважных, всё равно, но он уверен, что всё это по воле Божией, которая благодарила его за труд от земного отойти в духовное, в молитву, в путешествие к праколыбели, к Прародителю, к единственной истине и смыслу существования.

А самое прекрасное чувство он испытал в тот момент, когда, стоя в очереди за Петром, игуменом и несколькими другими монахами, приблизился к самому младшему собрату, Андрею, который в то утро чинодействовал, а потом и причащал.

Что отцу Андрею сказал в два раза старше его отец Симеон, стало известно только им двоим и Господу.

Монах Андрей, почти не веря, что перед ним собрат Неманя, едва успел кое-что спросить и с облегчением отпустил грехи брата. Он почувствовал, что его пот прошиб, когда его монах Симеон поблагодарил и удалился.

Немногим позже, но до завтрака, Симеон снова встретил исповедника и шепнул ему: «Грех мой, брат Андрей, великий, что пользуюсь случаем, чтобы упрекнуть тебя. Но прости меня, не могу тебе не высказать, что ты нехорошо поступил, что ты смотрел на меня и принял меня не так, как остальных наших братьев здесь. Я это почувствовал и в следующий раз исповедаю всё это как ещё один грех, который я совершил, что увеличивает его тяжесть на этом святом месте, в Студенице».

На столе в трапезной братию монашескую ждал тот же завтрак. Два вида чая, постная похлёбка из овощей, по несколько печёных грибов и салат из черемши, то есть медвежьего чеснока. А когда после завтрака была прочитана и благодарственная молитва, монах Симеон пошёл к игумену, и тот ему сказал, что он посылает его на кухню, в помощь пекарю – монаху Иоилу.

Безоговорочно, с благодарностью, великий и сильный человек, когда-то бывший жупаном, сделал поворот и по-военному отправился на кухню.

Иоил, монах, который был гораздо моложе, радостно его принял, и они вместе продолжили месить хлеб из пшеничной муки с добавками из некоторых видов молотых сушёных трав. Отец Иоил чаще занимался подбрасыванием дров в огонь, предоставляя старшему собрату Симеону размягчать и формовать руками тесто и класть его на большой противень, а затем и в раскалённую каменную печь.

Монаху Симеону кухня казалась какой-то нереальной, будто бы из её углов временами исходили пахучие разноцветные дымы. Всё парило как в воздушном пространстве и напоминало ему те разноцветные, жаркие языки пламени, которые возникают на подожжённой ниве. Этого он в своей жизни насмотрелся достаточно, когда в его народе посевы поджигали братья и зятья, да и деды, а часто это делали и некие враги чужой крови и веры. Но и жупан Неманя не стеснялся ответить, запугать, чтобы это с его народом никогда больше не повторилось.

Помнил он эти поджоги. Их было особенно много тогда, когда он воевал в годы своей молодости. Позже, всё больше принимая Божьи законы и поступая по ним, он отказывался от такого зла и старался врагам отвечать какими-либо другими способами, а не через хлеб, воду, через детей, через старых и немощных.

Из всех таких мыслей монах Симеон постарался вынырнуть, крепко сжав кулаки, будто готовится к борьбе, к военному штурму.

«А я ведь и правда готов к штурму нынешней жизни, к штурму действительности. Как можно скорее забыть и оказаться дальше от воспоминаний о зле, которое сам много раз исповедал, надеюсь, Бог мне его простит», – произнёс он тихо и руками сжал железный прут, которым закрывали заслонку печи, чтобы не обжечь руки.

«Что Вы сказали, брате Симеоне? – спросил его монах Иоил. – Я не расслышал из-за скрипа металлического прута, которым Вы закрыли заслонку».

«Ничего, ничего, брате», – покачав головой, торопливо ответил ему монах Симеон.

После этого они вместе в полной тишине ждали, когда можно будет вынуть из печи большой каравай, который три следующих дня будет есть монашеская община Студеницы. Хватит и для гостей, если пожалуют.

Когда хлеб был испечён, монах Симеон перекрестился, поблагодарил собрата пекаря и пошёл в свою келью за пером и бумагой. Помолился Богу о даровании ясности мысли и лишь затем сел писать письмо своему сыну, что на Святой Горе.