Святая дорога

Все богомольцы, направляющиеся в Троице-Сергиеву лавру: и москвичи, в каком бы конце Москвы они ни жили, и жители иных мест и губерний, чей путь проходил через Москву, почитали своим долгом перед дорогой помолиться в Иверской часовне. Известный русский писатель начала XX века Иван Сергеевич Шмелев в 1935 году, находясь в эмиграции, написал повесть-воспоминание "Богомолье" о том, как в детстве, в 1880-е годы, он ходил к Троице. Память его высвечивала многие мельчайшие подробности того богомолья. Шмелевы жили в Замоскворечье. Одним летним утром богомольцы - старик приказчик дедушка Горкин, бабушка Домна Тимофеевна с внучкой, бараночник Федя, кучер Антип и восьмилетний Ваня - выехали из дому.

Переехали Каменный мост, через Боровицкие ворота проехали по Кремлю к Никольским. Дедушка Горкин по пути указывал Ване, на что надо обратить внимание.

"А это Никольские ворота, - указывает Горкин. - Крестись: Никола дорожным помочь. Ворочь, Антипушка, к Царице Небесной... нипочем мимо не проходят.

Иверская открыта, мерцают свечи. На скользкой железной паперти, ясной от скольких ног, - тихие богомольцы, в кучках, с котомками, с громкими жестяными чайниками и мешками, с палочками и клюшками, с ломтями хлеба. Молятся, и жуют, и дремлют. На синем, со звездами золотыми, куполке железный, с мечом, Архангел держит высокий крест.

В часовне еще просторно и холодок, пахнет горячим воском. Мы ставим свечки, падаем на колени перед Владычицей, целуем ризу. Темный знакомый Лик скорбно над нами смотрит - всю душу видит. Горкин так и сказал: "Молись, а она уж всю душу видит"..."

От Иверской начнем наш путь по Троицкой дороге и мы.

ВОСКРЕСЕНСКИЕ ВОРОТА

ИВЕРСКАЯ ЧАСОВНЯ

Воскресенские ворота с прислонившейся к ним Иверской часовней перегораживают проход на Красную площадь и выход к Никольской улице первой улице Троицкой дороги. Но не стоит спешить поскорее их пройти: Воскресенские ворота - неотъемлемая часть Святой дороги, ее начало и запев.

Сейчас Воскресенские ворота воспринимаются как самостоятельное архитектурное сооружение декоративного характера, но они отнюдь не декоративная арка, а самая настоящая крепостная башня.

К началу ХV века московский посад на восток от Кремля разросся и фактически стал частью города, среди его жителей появились знатные люди, богатые купцы, и тогда возникла необходимость и эту часть города защитить крепостной стеной.

Весною 1534 года, повествует летопись, "великий князь (князем тогда был малолетний Иван IV, правила именем сына его мать Елена Глинская. В.М.) велел город Китай делати и торги все ввести в город".

Укрепления Китай-города состояли из рва, земляного вала и деревянной стены на валу, и, как написано в летописи, их построили "хитрецы (инженеры. - В.М.) велми мудро". Стена Китай-города шла от угловой Арсенальной башни Кремля вдоль реки Неглинной, вокруг посада, через Лубянскую площадь, далее поворачивала к Москве-реке и вдоль реки возвращалась к другой башне Кремля - к Свибловой.

Название второй линии оборонительных укреплений - Китай-город - было дано по главному строительному элементу вала - плетню из связок "тонкого леса". Такая связка по-древнерусски называлась кита. Земля насыпалась между двумя рядами плетня и утрамбовывалась. (До сих пор в некоторых русских областях "китой" называют скрученный из пучка соломы жгут для обвязывания снопов.)

Но уже в следующем 1535 году вдоль рва вместо деревянной стены "на большее утверждение граду", как сообщает летописец, начали возводить стену из красного обожженного кирпича. Руководил строительством итальянский инженер-архитектор Петрок Малый.

Кирпичная стена Китай-города представляла собой мощное фортификационное сооружение протяженностью в 2,6 километра с 14 башнями, из которых 6 имели проездные ворота, остальные башни были глухие. Средняя высота стен была 6-7 метров, толщина - около 6 метров. Польский офицер С.Маскевич, участвовавший в походе в Россию в начале ХVII века, рассказывая о "крепости" Китай-города, отмечает "бесчисленное множество осадных и других орудий огнестрельных на башнях, на стенах, при воротах и на земле". Курляндца Якова Рейтенфельса, побывавшего в Москве во второй половине ХVII века, поразила высота стен. "Высочайшие красного цвета стены, - сообщает он в своем "Описании Московии", - опоясывают Китай-город".