Святая грешница

Я колебалась, но все же ответила правду, зная, какую цену придется платить за ложь. Мне сильно хотелось помочь этому ребенку, однако я не очень-то знала как. До сих пор мы существовали в этом доме на одинаковых правах. Нас обслуживали и опекали во всем. Доходило даже до того, что когда однажды из-за лени я не выстирала свое нательное белье, то утром увидела его уже развешанным в ванной. Вид моих рубашек и трусиков, выстиранных твоей мамой, привел меня в замешательство, потом я почувствовала стыд.

Теперь же все упало на меня, я должна была заботиться о ребенке. Печь пончики так же, как она, я не умела и научиться этому не могла. Я не допускала мысли вынести что-нибудь из дома на продажу. Долго думая, чем же можно заработать деньги, решила давать уроки. Правда, в такое время было не до изучения иностранных языков, но, например, немецкий… Я спросила у сторожа, не знает ли тот кого. Он пожал плечами, но где-то через неделю, встретив меня, сказал, что есть две женщины. Вид учениц говорил сам за себя: сразу стало ясно, зачем им язык. Я подумала, что сама судьба послала мне их. Тот обман становился правдой, а та правда была, как насмешка… Потом учеников прибавилось. Дочки соседей по этажу потихоньку приходили на английский, а один жилец снизу брал уроки разговорного французского. Это были небольшие деньги, но их хватало на скромную жизнь. На очень скромную. Немного стало легче, когда к моим ученикам присоединился сын сторожа. Он расплачивался продуктами. Им нелегально привозили из деревни яйца, ветчину, грудинку.

В то время когда я была занята, Михал играл рядом. Любил забираться под стол у моих ног и рассматривать там книжки с картинками. Нам хотелось быть всегда рядом, ощущать и впитывать тепло друг друга. Это создавало чувство безопасности, несмотря на то что я была взрослой, а он маленьким ребенком. Уже в первую ночь после смерти бабушки Михал встал из своей кроватки и, придя в мою комнату, влез под одеяло. Я уже спала. Проснулась с удивительным чувством: будто что-то произошло, как тогда у реки. Потом увидела рядом ребенка. Он развалился во всю ширину топчана, отодвинув меня к стене. И хотя мне было неудобно, я понимала, что нельзя его отталкивать. В глубине души я ощущала, что таким образом приобретаю права на этого ребенка. Если не была его настоящей матерью, может, могла бы стать матерью приемной… В материнстве важен физический контакт с самого начала, с момента зачатия. И потом тоже. Мне должно было перепасть потом, но я не собиралась выторговывать большего… Как-то мы бродили с ним по парку. К нам подошла немка и заговорила по-немецки. Она потерялась в городе. Я хотела ответить ей, но мальчик меня опередил. Я была так удивлена, что чуть не проглотила язык. Вежливо поблагодарив, немка ушла. Я продолжала беседовать с Михалом и как бы невзначай вставила фразу по-французски. Он безошибочно ответил мне. Мальчик оказался самым способным из моих учеников. Я занялась его обучением, убеждаясь в необычных языковых талантах Михала. Он на лету схватывал целые предложения, обороты, как попугай. Где-то в глубине у меня зародилась мысль, что Михал настоящий гений. Вопросы, которые он задавал, часто сбивали меня с толку. И чтобы дать на них ответ, приходилось копаться в книжках. Но он не был кем-то вроде ребенка-старичка. Михал был ребенком с необыкновенным воображением.

А потом появился ты. Да, это было пятого мая сорок четвертого года. Я услышала звонок, вернее, мы услышали его вдвоем с Михалом. Он звучал немного по-другому, чем звонки моих учеников. Мы посмотрели друг на друга и, наверное, подумали об одном: кто стоит за дверьми? Я пошла открывать. И увидела ТЕБЯ. И для меня это сразу был ТЫ. Несмотря на то что в первом письме я обращалась на ВЫ, делала я это больше для порядка. Я тотчас восприняла тебя как близкого, сама не знаю почему. Ведь я же совсем по-другому относилась к мужчинам. Всех их, вместе взятых, я постаралась вычеркнуть из своей памяти и оставить в той жизни вместе с норковой шубой. Твое лицо запомнилось мне мгновенно и на всю жизнь.

— Кто вы? — услышала я.

Потом ты радовался встрече с сыном, а я смотрела на вас. Всякий раз, когда ты поворачивал лицо в мою сторону, я открывала для себя твою необычную мужскую красоту. Важен был сам факт, что я это ощущаю. Промежуток между взглядами того студента и твоими был заполнен для меня мраком темной ночи. Теперь я вновь возвращалась к солнцу…

Когда Михал уснул, мы сидели вдвоем за столом в той самой комнате, где в первый раз я разговаривала с твоей мамой. Ты расспрашивал меня о подробностях ее смерти. А открытку из Освенцима положил себе в карман. Я понимала, что ты прочтешь ее без свидетелей.

— Я благодарен вам за опеку над моим сыном. Извините, но не мог прийти раньше… Думал, он живет со своей мамой, — не глядя на меня, говорил ты. — Теперь я отвезу его к родственникам в Кельцы.