Карандаш в моей руке сегодня и сейчас действует резко, быстро, словно бы зачарованный неведомой этому миру мелодией… Недоступной ему.
На набросок мне надо всего несколько штрихов… Полупрозрачных, почти невидимых…
Главное не это, но с этого все начинается. Любая картина. Только потом ложатся на белый холст краски… Только потом оживает полотно, которому еще только предстоит начать свой собственный путь в этом мире…
В фарфоровую чашечку выливаю немного растворителя, в руки беру кисточку из щетины… Прорисовываю светотень. Легкими, воздушными мазками… Руки парят подобно крыльям бабочки… Так надо. Мне некуда спешить. Впереди целая ночь, а мой гость не проснется раньше полудня. Потому что мне не нужны чужие глаза…
На холсте медленно потягивается всем своим закованным в броню телом полуночный дракон. Такой же, как и тот, которого сегодня днем убил рыцарь Инквизиции. Только у его двойника пока еще не горят внутренним огнем глаза, не сверкает на солнце чешуя, не распускаются подобно цветку ажурные крылья…
Но это будет. Чрез несколько часов… он полетит в небе. Синем-синем! Вместе со своими собратьями, похожими на драгоценные камни. И будет улыбаться своей клыкастой, немного жуткой улыбкой.
Он будет свободным…
А я останусь на этой грешной земле. У меня ведь нет крыльев. Только краски да кисточки. Только мечты да сказки… О таких вот драконах. Которые может когда-то и жили в этом мире, но предпочли уйти. Потому что с людьми им было не справиться. Не смотря на всю их мощь и силу.
Так бывает.
Медленно, очень медленно, будто лаская, прорисовываю крылья. Каждую жилку, каждую вену, сияющую серебром…
Как я хочу летать! Как они…
Но — не дано. Для этого надо родиться драконом, а не человеком. Впрочем, я не ропщу… Они не могут рисовать.
А я без этого уже не могу жить. Совсем.
Потому что это единственная моя отдушина в этой жуткой и насквозь лживой жизни. Пусть и такая странная. Почти несуществующая. Ведь то, что я рисую в аудиториях и выставляю на выставках — пустота. В этих картинах нет жизни. Той, которая сияет по ночам на моих полотнах, которые впоследствии оказываются на улицах в очень известных и часто посещаемых местах. Иногда — даже в художественных галереях. Хотя видит Бог, это — сложно! Очень.
Однако, дома у себя свои шедевры я не храню. От греха подальше… Ведь мой дом отнюдь не крепость… А так, иллюзия… Ведь сюда может войти кто угодно из Инквизиции. У них же есть ключи от всех дверей!
Я знаю это так же, как и то, что за мной следит Полоз. И что я его задание…
Потому что зачем ему иначе было следить за мной? От того, что я ему понравилась? Вряд ли! Скорее потому, что приказали. И теперь о своем покое я могу забыть с абсолютно чистой совестью! Потому что, если я права, то это не последняя моя прогулка в обществе этого слуги Инквизиции…
Впрочем, мне и с самим «Святым Отцом» еще не раз встречаться! Так что Полоз еще меньшее из всех моих зол…
Заискрилась на солнечном свету чешуя. Не пробьет ее больше рыцарское копье. Не достанет. Я не позволю…
Двойная жизнь. Двойная судьба. Двойная роспись.
Интересно, что было бы, если бы они встретились, эти две стороны медали?
Я не знаю, что было бы со мной, но картины, мои картины, стали бы немножко другими. Как и роспись. Они были бы… цельными. Законченными. Мастерство Инквизиторского художника встретилось бы с наивной и детской верой. Явило бы настоящее чудо…
Но этого скорее всего не будет… Потому что две стороны луны не могут встретиться. Это невозможно.
А мой дракон тем временем засверкал глазами, зашевелился, выгнул гибкую шею…
Я почти закончила… Только сейчас наложу тени да прорисую мелкие детали… Да еще облака… И силуэты его собратьев…
Чтобы он не был таким же одиноким, как я. Чтобы у него была настоящая семья, которая всегда поддержит… Поймет.
Все-таки я полуночница. Глупая и наивная. Но только не днем.
Днем я законопослушная студентка Государственного Университета с кафедры искусств. Награжденная, уже вчера, медалью «За заслуги». Причем, самим Инквизитором! Да еще и получившая из его рук такой заказ, за который бы у нас не побоялись убить. Признанная. Известная. Самостоятельная. И что самое главное — живущая под почти постоянным наблюдением Инквизиции. Просто потому, что оказалась слишком талантливой… Слишком странной. Слишком нелюдимой…
Но это — днем. А ночью…
Ночью я сочувствую тем, кого должна ненавидеть все своей душой. Я жалею верных Псов Инквизиции. Чудовищ. И их врагов.
Я сочувствую самому Инквизитору, потому что он просто очень одинокий и несчастный человек, которого таким просто создали. Вырастили. За него сделал выбор прошлый «Святой Отец». Его просто выковали таким, какой он был нужен Инквизиции. Тогда, почти сорок лет назад, когда Инквизитор был всего лишь мальчишкой со своими мечтами и чувствами.
Я знаю. Фотографию видела. Давно, правда…
Но это ничего не меняет… Потому что там у него лицо не убийцы, а обычного мальчишки. Каких сотни.
Жаль, что ему пришлось стать таким… чудовищем.