Святая Инквизиция

Я же жду, что скажет Цербер. Его совета. Потому что он умеет просчитывать все намного дальше меня…

— Подожди. Присмотрись к ней. А я пока наведу об этой художнице справки по своим каналам.

Но ведь вся информация уже лежит на столе у Инквизитора! Полная характеристика! От рождения и до самой встречи с моим Господином! За ней же следят постоянно… и не только Полоз!

— Уверен?

— Абсолютно. Слишком странный получается портрет… не очень-то похожий на реальность… Надо проверить все не только в известных источниках, но и в своих собственных.

Что ж… Может оно и лучше. Не стоит делать поспешных выводов. Даже если в решении ты уверен.

— Посмотри. А я — подожду и Полоза пораспрашиваю. Может он что-то и знает… Лишнее и неизвестное.

Хоть мы и рабы Инквизиции, созданные ею же, но и у нас есть свои тайны. Да, мы не можем ослушаться прямого приказа или совершить явное предательство, но действовать вопреки своему Господину… До того момента, пока нас не вызовут на ковер. Пока нам не прикажут. А до этого момента мы почти свободны!

Потому что наши мысли принадлежат только нам…

* * *

Дверной звонок уже минут пять разрывается от трелей… Потому что именно столько времени требуется, чтобы разбудить меня, когда я сплю. Что поделать! Ну, не слышу я ничего, когда отбываю в страну Морфея. И об этом знают многие…

Да кого ж там несет на ночь глядя?

Хотя, почему на ночь? Полночь-то давно минула… Минут двадцать пять назад, как спешат сообщить мне настенные часы…

Так, один тапок я нашла, а второй… тоже. Теперь включить свет… Слава новым технологиям! Достаточно только подумать, как зажигается лампочка. И выключатель искать не надо. Красота!

А может, этот ночной посетитель уйдет?

Нет, не уйдет. Настырный больно. Уже десять минут стоит под дверью и сообщает о своем присутствии…

Интересно, все-таки, кто это? Вроде некому навестить меня в столь поздний час… Все сослуживцы и друзья давным-давно разъехались по домам и видят десятый сон… На работе все тихо-спокойно. Никаких происшествий и проблем не было. Во всяком случае, тогда, когда я уезжала…

— Да иду я! Иду…

Я знаю, что меня не услышать из-за железной двери, но привычка! И с ней ничего не поделать…

Оля-ля-ля! Кого принесло ко мне на огонек! Сестрицу…

Что случилось?

— Привет, Мил… Ничего, что я так поздно и без приглашения?

Стоит, дрожит и глаза отводит. Ну, точно, что-то случилось! Или я — не я! Чтобы обо мне не говорила Ольга, но ее я знаю как облупленную… Недаром же делили одну комнату… Лет десять. Пока я не начала работать в лабораториях Инквизиции и не получила свою собственную квартиру.

— Да нет… Ты проходи-проходи! Не на пороге же разговаривать нам с тобой!

Маленькая моя сестренка… Кто же тебя довел до состояния «Не подходите ко мне! Я нервная и очень опасная»? Ведь ты даже почти не осознаешь того, что происходит вокруг…

Ты как загнанный зверь, которого прижали к стенке. Жить хочешь, а сделать ничего не можешь. Только биться… Даже если битва заранее проиграна…

Впрочем, это еще пока неизвестно! Как и то, почему ты в этот вечер оказалась у моего порога… Что более чем странно! Ты ведь не очень-то меня жалуешь… Слишком уж мы с тобой разные… во взглядах на эту жизнь.

— Тебе кофе или чай?

Я прекрасно знаю, что ты почти ненавидишь мою роскошную квартиру! Четырехкомнатную. Поэтому и веду тебя на кухню… Чтобы ты не так напрягалась… Ведь там у меня нет ни кожаной мебели, ни старинных гобеленов или книг. Только самое необходимое! И огромный подоконник, который я заказала из-за тебя… Ты же на стульях не сидишь в принципе! Разве что только в своем университете, да и то — по необходимости!

— Кофе. Черный…

С тремя ложками сахара на большую кружку, которая ютится за стеклянными дверцами среди тончайшего фарфора. Тоже для тебя покупала…

Себе я тоже наливаю кофе. Черный. Без сахара. Такой, который ты пьешь по ночам. Когда пишешь свои картины. Не те, о которых знает Инквизиция, а другие… Настоящие…

Но ты ведь не знаешь, что я знаю твою тайну… Но не волнуйся! Я ее сберегу…

— Держи!

Так и знала… Ты и впрямь облюбовала мой подоконник, забравшись на него с ногами и уткнувшись носом в колени.

Я молчу. Ты сама начнешь важный для тебя разговор. Но так, чтобы я ни за что не догадалась о самом важном. Пусть!

— Почему жизнь так глупа, а, Мил?

Глупа? Ну, вот это — вряд ли! Жизнь прекрасна. Только мы забыли об том. И стали считать ее какой угодно, но только не той, какой нужно. Это наша вина. Наши заблуждения…

Их у нас много. Без них нет нас. Но когда-то их было меньше… И когда-то мы умели верить в чудеса и Бога. А теперь — нет. Он не нужен нам.

Но ты, ведь, не все?

— Откуда ты взяла такой вздор?

Тебе нельзя сомневаться, сестренка. Вредно это для тебя. Потому что тогда ты начинаешь терять себя. И свой дар. И твои картины начинают терять свою жизнь.

— Да просто… Мы все время за что-то боремся, чего-то пытаемся добиться… А на деле оказывается, что это ничего не стоит. И то, что когда-то казалось незыблемым, становится миражем…

— Вся наша жизнь состоит из миражей. Просто кто-то умет видеть сквозь них, а кто-то — нет.