Святая Инквизиция

— Это уже хорошо… Это просто замечательно! А сейчас, раз вы меня прекрасно слышите, мы пойдем ко врачу и он пропишет вам необходимые таблеточки… И у вас все будет в порядке…

А потом темнота накрыла меня покрывалом… Черным и беспросветным. Но вместе с тем со мной остались все мои чувства. И боль. И возможность слышать все то, что происходит вокруг…

Звук голоса и шагов Полоза. Открытие каких-то дверей. И еще чьи-то разговоры… Я не знаю…

Слишком голова болит сильно…

И хочется умереть.

Но никак не получается… Чужие и такие теплые руки мешают. И голос.

А потом и они исчезают, и ко мне приходит благословенное забытье…

Господи, спасибо…

* * *

Кажется, ждать Ольгу у дверей ее университета или здания Инквизиции уже стало почти привычкой… Не очень нужной или важной, но какой-то необходимой. Привязался я что ли к этой серой мышке? Если так, то это плохо… Потому как меня ни должно ничто волновать.

Потому что я — убийца. Потому что я — чудовище. Потому что я — преданный раб Инквизиции. И для меня самое главное желание — чтобы мой ненавистный Хозяин был доволен.

Да, я ненавижу того, кто создал меня. Так же как и Лилит, и Цербер. Ведь мы знаем много больше других! Настолько, что даже нам, убийцам сотен иногда жутко становится… Потому что Инквизитор убил тысячи. В том числе и нашими руками.

И рано или поздно мне придется оборвать и Ольгину жизнь… Потому что прикажут и не оставят выбора.

А я не хочу этого! Совсем…

Но приказ всегда остается приказом…

Убить! Или придется умереть самому… Только вот сделать этот шаг почти невозможно… Ведь в нас кроме преданности заложили еще и безумную жажду жизни! Не смотря ни на что! Даже если придется идти по головам…

И поэтому проще — убить, чем наступить на горло собственной программе.

Впрочем, убивать Ольгу мне скорее всего не придется… Потому что в могилу она загонит себя сама. Своими собственными руками.

Милая, тебе не стыдно так издеваться над своим организмом? Доводить его до состояния «только тронь и рухнешь на землю»?

Хотя… это совсем не мое дело! Главное, чтобы ты закончила картину, а остальное — не важно. Совсем. Только почему, мне кажется, что я безбожно лгу… самому себе?

— Ольга! Как приятно видеть вас в таком цветущем состоянии!

Я издеваюсь, специально подкалывая ее… Надеясь хоть на какую-то реакцию! Гнев, обиду, такой же подкол… Потому что общаться с каждым днем с тобою все сложнее. Потому что ты как моллюск, что прячется в своей броне! И не узнать никому, что с тобой происходит! Потому что ты — молчишь… Прячешься. Скрываешься.

Потому что не хочешь, чтобы кто-нибудь знал твои слабости.

Потому, что именно они могут оборвать твою жизнь…

— Молчите, господин Полоз… Богом вас заклинаю — молчите.

Ах, какая прелесть! Но виснуть на мне совсем не обязательно! Даже больше — опасно для жизни.

Но тебе я прощу такую наглость…

А почему — не знаю.

— Знаете, Ольга, а ведь раньше на такие нежности и яркие проявления чувств вы были не способны… и всячески старались их избегать. А тут сами — вы только подумайте — сами меня обнимаете!

Кто обнимает? Я обнимаю? Да не в жизнь! Я нахожу в тебе, дорогой, опору для св

— Это вам снится…

Вот это — вряд ли! Я снов не вижу. И никогда не видел. Для меня существует лишь вечная темнота, в которой нет ничего…

Впрочем, если бы мне предложили, то я не отказался бы посмотреть эти людские фантазии. Просто так… Ради удовлетворения собственного любопытства.

— Вот как? И если я вдруг поцелую вас, то пощечину вы мне не влепите? Сон-то мой…

Неужели и это не вызовет никакого отклика?

— Тогда вы поймете, господин Полоз, что такое реалистичный сон, заканчивающийся фингалом под глазом и вывихом челюсти…

О как! Это чем-то напоминает мне похожую фразу, но про болезни… Там, правда фигурирует еще и сотрясение мозга, но в данном случае разница не очень-то и велика.

— Это угроза?

— Предупреждение.

Смешно! Единственный, кто не боится меня предупреждать — девчонка-художница в розовых очках идущая по жизни! А ведь этого не рискует делать даже мой Хозяин, хотя ему прекрасно известно, что на него я напасть никогда не смогу! Он просто приказывает. А я подчиняюсь.

Но предупреждений и угроз — нет. Потому что ни к чему они.

— А что мы стоим? Кого ждем? Я здесь, вы здесь, так что строевым шагом на место нашей дислокации в зал Витражей марш!

Наглость — второе счастье… Весьма сомнительное, если хорошенько подумать…

— Интересно, с каких это пор вы отдаете мне приказы?

— С тех самых пор, как вы объявили себя моим возлюбленным!

А я разве когда-нибудь делал такое объявление? Скорее, нас повенчали твои сомнительные друзья, которые на самом деле мечтают уничтожить тебя и стереть с лица земли. Но не могут. Потому что ты нужна Инквизиции. А значит твоя жизнь — неприкосновенна. До поры, до времени.

— Знал бы я раньше, что ради этого почетного звания мне придется так себя компрометировать, то держался бы я от вас подальше! А все обязанности свалил бы на Лилит или Цербера!

И нечего так смотреть на меня, наша дорогая охрана! Как бы вам уже не проснуться после таких взглядов…