Коридоры, коридоры, повороты, пол и стены и наконец-то — дверь, ведущая на волю. К спасению этих глупых детей, которые так ненавидят Инквизицию. Мечтают свергнуть ее власть.
Что ж… Может у них что и получится…
Дверь поддается с трудом — такая она тяжелая… А там — желтое небо и снег. И серый бетонный камень улиц вперемешку с прозрачным стеклом.
— Идите.
— Это что — казнь такая?
— Это ваше спасение. Идите! Другого шанса у вас уже не будет!
Слушаются, все еще не веря, что раба Инквизиции может ослушаться приказа… Ваше право. А мне — все равно…
Не оглядывайтесь, глупые! Не надо. Бегите… Туда, где вас уже оплакали. Где вас ждут…
А сердце с каждым мигом бьется все медленнее… Такова кара моя за ослушание. Но я знала это. Я сама выбрала свою судьбу. Или смерть… С какой стороны уж посмотреть.
Но я не жалею ни о чем… Разве что о том, что не смогла попросить прощения у Ольги за то, что когда-то хотела убить ее. Слава Богу, что у меня не хватило на это сил! Что я — одумалась…
Тише, сердце, тише… Не стучи. Не надо. Тише…
Ноги уже не держат меня и я плавно оседаю на асфальт. А с неба сыплется снег, похожий на белые перья. Легкие-легкие! Однако, холодные… А перья — теплые.
А еще мне кажется, что меня кто-то обнимает. Вернее не кто-то, а мой Ангел! Она пришла за мной… Как жестоко!
— Зачем?
— Спи… Спи, Лилит. Твой путь окончен. Ты — свободна…
Ты только не уходи, мой Ангел! Дай мне насмотреться на тебя!
— Прости за все…
— Ты уже прощена. А теперь спи, спи. А когда ты проснешься, то мы уже никогда не расстанемся. Мы всегда будем вместе. Ты, я и Люцифер… Спи.
Как тепло… Хорошо…
Мы будем вместе… Всегда.
Странно, но я изменился. Все мы изменились. В большей или меньшей степени. А виной тому стала маленькая художница, которая не побоялась выступить против Инквизиции. И выйти победительницей из этого боя! Потому что Инквизитор ее простил… Вернее, не смог вынести приговор.
И для меня это — благо! Потому что мир без этой девчонки мне уже стал не нужен. Потому что в служении уже не будет смысла.
Потому что я научился защищать. По собственной воле…
И приказ для меня уже не имеет силы. Впрочем, он совсем не разнится с моими желаниями. Наоборот, придает им еще большую силу.
Как смешно!
Раб Инквизиции решается пойти против нее… И даже заплатить за это — жизнью. Но — не случилось. Приказ оказался другим…
Спасти любой ценой. И передать письмо, не читая его.
Вот и уже знакомый до зубного скрежета дом и окно, в котором нет света. Ты уже давно перестала включать его. Как и бояться Инквизицию. И меня.
До восьмого этажа ровно сто пятьдесят три ступеньки! И шестнадцать пролетов. Как долго! Немыслимо. Невозможно. Настолько, что даже страшно.
Двери я почти не замечаю… Роли не играет даже то, что она из высококачественного железа… И пусть руки у меня в крови от этой глупости, но ждать мне не под силу. Я должен удостовериться, что Ольга здесь. Живая.
Она сидит на кухне и смотрит в никуда. А в руках у нее остывает чашка с черным кофе. Наверняка, без сахара. Хоть ты и не любишь такой, но горечь ведь иногда бывает так необходима! Чтобы почувствовать себя живым…
Ольга слышала мои шаги, но и не думает оборачиваться. Зачем? Ведь ей каджется, что я пришел убить ее… По приказу своего Хозяина.
— Это ты?
— Я.
— У тебя кровь на руках…
— Знаю.
— Откуда?
— Дверь упрямая попалась.
Поразительно содержательный разговор! Театр абсурда, как сказал бы Цербер. А мне — плевать! Потому что мне необходимо это! Эти слова, шутки, подколы и… боль. Мне нужно чувствовать, что я существую. Что я — не иллюзия.
Чашка со вздохом ставиться на белый подоконник, оставляя на нем коричневый круги. А из ящика достается аптечка. Молча. И также молча Ольга берет мои руки в свои и начинает обрабатывать мои глупые раны.
— Какой же ты глупый…
Я-то? Наверное…
— А сама-то?
— Ну, у меня глупость — врожденная, а у тебя — благоприобретенная.
— Почему?
— Я же сама тебе дала ключи от моей квартиры, а ты предпочел ломать двери. И вообще — что обо мне соседи подумают?!
Ключи… А я и забыл о них. Хотя раньше никогда и ничего не забывал. Да что там! Я никогда раньше не врывался ни в чьи квартиры, предпочитая действовать тихо и незаметно. Так, чтобы моя жертва ничего не заметила до самого конца.
— Подумают, что я в порыве ревности решил тебя убить.
— Интересно, дорогой ты мой, и кто же дал тебе такой повод?!
— Это лучше знать тебе…
Интересно, а когда это мы перешли на «ты»? Вроде все прошлые месяцы у нас разговор строился на вежливом и упредительном «вы». Даже тогда, когда в целом мире существовали лишь мы вдвоем…
— Пойдем…
— Что уже пора идти на смерть?
Ты ждешь ее. Но не будет этого. Приказ другой.
Я счастлив.
А ты не сопротивляешься. Что ж, так даже лучше… Тем более, что все будет иначе. Я уже подготовил тебе другую дорогу. Не Инквизиторскую.
Мимо проносятся улицы, фонари и дома. Мне нет до них дела. У меня есть своя цель. Свое искупление. И своя надежда.
На то, что где-то, с кем-то ты будешь счастлива.
А я… Я буду радоваться за тебя и молиться, когда никто не будет этого видеть.