Святая Иоанна

Жанна. По-вашему жить — это значит только не быть мертвым! — Хлеб и вода — это мне не страшно. Я могу питаться одним хлебом; когда я просила большего? И разве плохо пить воду, если она чиста? В хлебе нет для меня скорби и в воде нет горести. Но запрятать меня в каменный мешок, чтобы я не видела солнца, полей, цветов; сковать мне ноги, чтоб никогда уже не пришлось мне проскакать по дороге верхом вместе с солдатами или взбежать на холм; заставить меня в темном углу дышать плесенью и гнилью; отнять у меня все, что помогало мне сохранить в сердце любовь к Богу, когда из-за вашей злобы и глупости я готова была его возненавидеть, — да это хуже, чем та печь в Библии, которую семь раз раскаляли огнем! Я согласна; пусть у меня возьмут боевого коня; пусть я буду путаться в юбках; пусть мимо проедут рыцари и солдаты с трубами и знаменами, а я буду только смотреть им вслед в толпе других женщин! Лишь бы мне слышать, как ветер шумит в верхушках деревьев, как заливается жаворонок в сияющем весеннем небе, как блеют ягнята свежим морозным утром, как звонят мои милые-милые колокола и голоса ангелов доносятся ко мне по ветру. Но без этого я не могу жить. И раз вы способны отнять все это у меня или у другого человеческого существа, то я теперь твердо знаю, что ваш совет от дьявола, а мой — от Бога!

Асессоры (в страшном волнении). Кощунство! Кощунство! В нее вселились бесы! Она говорит, наш совет от дьявола! А ее от Бога! Чудовищно! Дьявол среди нас! (И т. д.)

Д’Эстиве (стараясь перекричать шум). Она снова впала в ересь! Нераскаявшаяся еретичка, неисправимая, недостойная милосердия, которое мы ей оказали! Я требую ее отлучения!

Капеллан (палачу). Зажигай огонь! На костер ее!

Палач и его помощники торопливо уходят во двор.

Ладвеню. Безумная! Если твой совет от Бога, почему же Бог не освободил тебя?

Жанна. Его пути — не ваши пути. Он хочет, чтобы я пришла к нему сквозь пламя. Я его дитя, а вы недостойны, чтобы я жила среди вас. Вот вам мое последнее слово.

Солдаты хватают ее.

Кошон (встает). Погодите! Еще не время.

Солдаты останавливаются. Наступает мертвая тишина. Кошон обращает к Инквизитору вопросительный взгляд. Тот утвердительно кивает. Оба встают и начинают торжественно возглашать по очереди, как два хора при пении антифона.

Мы объявляем, что ты нераскаявшаяся еретичка, повторно впавшая в ересь.

Инквизитор. Отколовшаяся от единства Церкви.

Кошон. Отрезанная от ее тела.

Инквизитор. Зараженная проказой ереси.

Кошон. Уд сатаны.

Инквизитор. Мы постановляем, что ты подлежишь отлучению от Церкви.

Кошон. И ныне мы извергаем тебя вон, отчуждаем от тела Церкви и передаем в руки светской власти.

Инквизитор. Призывая помянутую светскую власть обойтись с тобой с возможной кротостью без пролития крови и отсечения членов. (Садится.)

Кошон. И в случае искреннего твоего раскаяния позволить брату Мартину дать тебе святое причастие.

Капеллан. В огонь ведьму! (Бросается к Жанне и помогает солдатам вытащить ее из зала.)

Жанну увлекают во двор. Асессоры встают в беспорядке и уходят следом за солдатами; все, кроме Ладвеню, который стоит, закрыв лицо руками.

Кошон (только что собравшись сесть, опять встает). Нет, нет, это не по форме! Представитель светской власти должен сам прийти сюда и взять ее у нас.

Инквизитор (тоже встал). Этот капеллан неисправимый осел!

Кошон. Брат Мартин, присмотрите, чтобы все было сделано по правилам.

Ладвеню. Нет, монсеньор, мое место возле нее. Придется вам уж самому распорядиться. (Поспешно уходит.)

Кошон. Что за невозможные люди эти англичане! Поволокли ее прямо на костер! Смотрите! (Показывает на арки, выходящие во двор, где ясный свет майского утра уже становится багровым от пронизывающих его отблесков пламени.)

В зале суда остались только епископ и Инквизитор.

Кошон (направляясь к выходу.) Надо их остановить.

Инквизитор (спокойно.) Да, монсеньор. Но спешить с этим не надо.

Кошон (останавливаясь.) Но ведь нельзя терять ни минуты!