В жизни так много лжи, что у самых чутких, болезненно чувствительных ко всему людей неправда жгла бы постоянно их чувствительное сердце. Они задыхались бы в жизни, и жизнь была бы для них сплошной пыткой.
Ужасно, когда жизненное зло овладеет душой, созданной для широкого добра, когда человек, которому на заре его молодости жизнь представлялась как сплошной подвиг, даст широкую волю страстям, позорящим человечество.
В одном проникновенном рассказе изображена мать. Она в страшной скорби заснула после смерти своего сына, за жизнь которого она боролась, о спасении которого она молила Бога материнской жаркой молитвой. И когда мальчик лежал перед ней мертвый, неудержимый ропот возникал в ее душе, и она мертвый, неудержимый ропот возникал в ее душе, и она готова была судиться с Богом.
И видела она для вразумления своего в эту ночь роковой сон. Ей казалось, что она стоит в богатой комнате. Там уставленный дорогими яствами и винами стол. И за этим столом в обществе распутных женщин сидит человек с обрюзглым лицом, бессмысленным, тяжелым взором. В опухших глазах его скотское выражение. Вся его фигура говорит о том, что в этом человеке душа умерла. И в нем мать узнала своего сына – вот чем стал бы он, если бы остался жить! И эта мать примирилась со смертью сына: она отпустила его к Богу чистым, прекрасным и была спасена от одного из величайших жизненных несчастий – разочарования в своем ребенке.
Если бы земной царь пришел к любящей матери и сказал ей: «Поручи мне твое дитя; я приближу его к себе и осыплю его почестями; я дам ему такое воспитание, которого ты не в силах ему дать. Я ручаюсь за его благополучие, но это счастье его должно быть куплено той ценой, что ты его более не увидишь, пока я тебя не призову к себе».
Если мать действительно любит сына своего, неужели она не согласится на предложение царя? Она скажет на это царю: «Да, бери моего сына. Я молю тебя, чтоб ты сделал его счастливым. Расставаясь с ним надолго, я переживу при встрече с ним тем большую радость, когда увижу его образованным, мудрым, наделенным богатством, осыпанным почестями».
– Хорошо, – сказал бы царь, – я ручаюсь тебе, что он и в разлуке будет помнить и любить тебя.
И вот не то же ли самое говорит Господь тем родителям, детей которых Он призывает к Себе? И вместо того, чтобы в эти страшные часы испытания роптать на Бога и вопиять к Нему: «Зачем Ты отнял у меня моего ребенка?» – лучше принести своего ребенка Богу в добровольную жертву.
Все равно никакие вопли и желания не вернут на землю ту душу, которая наслаждается зрением Бога. Да если бы ей предоставить это на выбор, неужели же она из захватывающего счастья неба вернулась бы к страданиям и испытаниям земли?! И лучше со слезами на глазах, но с той тихой радостью, какой растворяется печаль христианина, склониться перед неизреченной Божией волей и сказать ему: «Господи, Ты благ! Возьми же Себе то, что было мне близко как матери, – мое дитя, которое Тебе еще ближе, потому что у Тебя на него еще больше прав…»
В пышной, богатой и многолюдной Александрии, главном городе плодоносного Египта, жил воин Уар, начальник отряда, тайный христианин. Он любил посещать тюрьмы, облегчать положение заключенных в них христиан, приносил им пищу, освобождал их из оков и, распалясь при виде их страданий ревностью, сам принял мученическую смерть.
Свидетельницей его страданий была знатная женщина, вдова военачальника, Клеопатра. Сама она происходила из Палестины, где у нее были поместья близ горы Фавор. Но так как муж ее, занесенный службой в Египет, там и скончался, она с маленьким сыном Иоанном осталась жить в Египте.
Она еще раньше слышала о воине У аре, его добродетелях. И с захватывающим, великим сочувствием она следила за его страданиями. И когда его замученное тело было выброшено за город, она со своими рабами перенесла его к себе, в одной из комнат своего дома выкопала могилу и скрыла в ней тело мученика. С тех пор Клеопатра постоянно теплила свечи над гробом мученика Уара, считая его себе великим заступником и ходатаем перед Богом.
Через несколько лет, когда прекратилось и временно утихло гонение на христиан, Клеопатра задумала вернуться в свое отечество. Она стала размышлять, как бы вынести с собой мощи мученика Уара. И наконец придумала.
Приготовя богатые дары, она отправилась к местному начальнику и сказала ему: «Я вдова-чужестранка. Мой муж служил здесь военачальником и умер здесь на императорской службе. Он еще не предан совершенно погребению. Прах его стоит поверх земли. Здесь, на чужбине, нельзя устроить ему то погребение, которое следует такому знатному военачальнику. Я возвращаюсь теперь в мое отечество, к родным. Разреши мне взять с собой гроб любимого мужа, чтобы там схоронить с честью в моем имении, так как я и в смерти его не хочу с ним разлучаться».
К этой уловке Клеопатра прибегла, потому что боялась, что ей станут противодействовать христиане, когда узнают, что она уносит с собой мощи мученика: станут отнимать у нее их.
Начальник принял дар и разрешил ей исполнить ее просьбу.