Святая Катерина (СИ)

— Не трудись, — вмешался Воропаев, — я сам объясню. Поскольку мне небезразлична судьба компании, нашего общего дела и, в частности, моего капитала. Так вот, я навел некоторые справки и выяснил, что всеми любимый Андрей Жданов заложил Зималетто. И заложил очень сомнительной организации под названием Никамода.

— Паш, тебе плохо? Воды! — всполошилась мама.

— Нет, все в порядке, — медленно отозвался отец, — пусть Андрей объяснит.

— Ну Андрей! Что ж ты молчишь! Что происходит, наконец! Это правда? Что это за Никамода? Что ты молчишь?

— Владелицей Никамоды является — тадам! — наша верная помощница, наш серый кардинал, Екатерина Валерьевна Пушкарева, — злорадно провозгласил Воропаев.

— И генеральная доверенность на управление Никамода оформлена — тадам! — на Андрея Жданова, — вмешался Жданов. — Катя, принесите доверенность.

Хоть бы она додумалась не возвращаться!

Катя не пошевелилась.

— Ты развалил такую большую компанию, за такой короткий срок. Жалкий, бездарный неудачник! Простите, Павел Олегович, — продолжал надрываться Воропаев.

— Если бы ты потрудился бы вникнуть в документы…

— Все, во что было нужно вникнуть — я уже вникнул. Вот документы, отражающие ваши махинации. Зачитать?

— Довольно, — тяжело проговорил отец, — Ответь мне на один вопрос: ты потерял компанию?

— Нет, не потерял, но в настоящий момент компания Зималетто принадлежит Никамоде. Но это только формально, — Жданов и сам понимал, что сейчас никто не сможет даже услышать его, не то что понять.

— Как ты мог? — выкрикнула Кира. — Андрей! Как ты мог отдать нашу компанию в руки чужого человека? Катя, что вы с ним сделали? Катя!

У Кати что-то сломалось в лице, и тогда Жданов действительно испугался. Больше, чем когда Воропаев кинул «Вестник» на стол.

— Катя, — сказал он с нажимом. — Немедленно уходите отсюда. Идите домой.

— Катя никуда не пойдет, — отозвался отец, — пока нам все не объяснит.

Её губы белели на глазах, а черты лица становились все резче. Лед разливался по ждановской груди.

— Катя, — не слыша себя отчеканил Жданов, — ждет твоего внука, папа. И если с этим ребенком что-то случится…

Поднялся какой-то гвалт, но он видел только потемневшие, огромные глаза, в которых сверкнуло что-то острое, как лезвие ножа.

Её губы шевельнулись, и слова терялись в общем хоре голосов, но Жданов услышал:

— Когда ты узнал?..

— В Милане, — ответил он. Сейчас казалось, что кроме них двоих нет никого в этом помещении. А может быть и в целом мире не было.

— Значит, вчера… когда ты предлагал… это все из-за ребенка?

— Катя!

Она замотала головой, не желая его слышать. Слепо встала и вдруг пошатнулась, заваливаясь в руки Малиновского, который был ближе всех.

И вот тогда Жданов понял, что значит — настоящий ужас.

Скорая, услышав, что плохо беременной, приехала в какие-то рекордные десять минут, подхватила белую Катю и поглотила в свои недра.

Жданов, который не мог вообще ничего, молча следил за её габаритными огнями, пока Малиновский вел машину. Они ехали следом, потому что Катя оттолкнула его от себя, когда он пытался помочь ей сесть в Скорую.

— Я умру, — сказал он вдруг, — если с ними что-то случится.

— Ничего не случится, — затараторил Малиновский. — Сейчас медицина знаешь какая? Они мигом Пушкареву на ноги поставят. Она просто перенервничала, Жданов, просто нервы. Даже у меня сердце прихватило! Что уж говорить о Пушкаревой. Она у нас, конечно, железная леди, но ведь тоже живой человек. Жданов, да не трясись ты! Пушкаревы просто так не сдаются!

А он даже не понимал, что говорит Ромка.

Слова сливались в какой-то однотонный мерный звук.

В приемный покой их не пустили, велели ждать. Ждать Жданов был не в стоянии, поэтому он хватал за руки всех, кто был хоть немного похож на медиков, и заверял их, что Кате нужна лучшая палата, лучшие лекарства, лучшие врачи. Наконец, одна из медсестер сжалилась над ним и пообещала узнать, что там с Пушкаревой.

Вернулась она через несколько минут, которые показались ему вечностью.

— Все в порядке, — сказала медсестра с улыбкой. — Матка немного в тонусе, давление подскочило. Сейчас положим вашу Пушкареву под магнезию, и будет как новенькая.

От облегчения у Жданова ноги подкосились. Он буквально рухнул на шаткий больничный стульчик.

— Все в порядке? — переспросил он. — И с ребенком?

— И с ребенком, и с мамочкой. Её сейчас в отделение поднимут, полежит у нас с недельку.

— У неё обычно низкое давление, — пробормотал Жданов.

— Ну, а сейчас высокое, — терпеливо объяснила медсестра. — Идите в кассу, раз решили платную палату оформлять. И привезите мамочке халат, ночнушку и тапочки.

— Понял, — сказал Ромка, — касса, тапочки. Я пошел.

— Я могу увидеть Катю? — спросил Жданов. — Я заплачу!

Медсестра рассмеялась.

— Увидите, — пообещала она, — дайте хоть оформить человека!

И Жданов остался один. Телефон в его кармане разрывался, и он взял трубку.

— Как Катя? — спросил отец.

— Её положили на сохранение, — голос дрогнул, и что-то перехватило горло, как в детстве, когда он поверял родителям все свои беды, и становилось легче.

— Когда ты сможешь вернуться в компанию? — сухо спросил папа.