Святая Катерина (СИ)

— Ты сказал, что главное для тебя — продержаться до окончания совета директоров без всяких катаклизмов. И я решила, что расскажу тебе после совета. Не стану обрушивать на тебя такую бомбу перед таким важным событием.

— Что? — ему показалось, что он оглох. Значит, все то время, пока он метался, не помня себя от подозрений, обиды и злости, Катька просто напросто продолжала исполнять его пожелания?

Господи, какой же он идиот!

В палату вошла медсестра.

— Ваш друг передал пакет с вещами, — сказала она, подкрутила капельницу и вышла.

Жданов потянул за торчащий из пакета шелковый пояс и извлек на свет божий полупрозрачный пеньюар.

— Роман Дмитриевич рехнулся, — сказала Катя. — Мне нужна ситцевая ночнушка и махровый халат, а не вот это все!

— Я скажу, — Жданов взял телефон из её руки и вышел на лестницу. Ему нужно было успокоиться.

Руки тряслись, когда он поднес телефон к уху.

— Ситцевый халат и махровая ночнушка, Рома, — сказал он.

— А, — насмешливо отозвался Малиновский. — Пациент скорее жив, чем мертв, раз капризничает. Значит, Кате лучше?

— Настолько лучше, что она позвонила моему отцу и распорядилась не лишать меня президентства, а то хуже будет.

— Узнаю нашу Катеньку, — расхохотался Малиновский. — Слушай, Жданов, женись, я тебя благословляю. С такой женой тебе сам черт будет не страшен.

— Тебя забыли спросить! И принеси мне что-нибудь из одежды тоже, я останусь пока здесь.

— Надолго?

— Пока не выгонят.

— Ну-ну. По крайней мере, после того, как меня уволят из акционеров, я смогу работать курьером.

Сделав еще несколько глубоких вздохов, Жданов вернулся в палату.

Катя задумчиво следила глазами за медленными капельками в капельнице.

— Кать, ты чего-нибудь хочешь? Воды? Еды? Мандаринов?

— Ну, воды мне точно не хочется, — фыркнула она.

— Мы можем поговорить? Ты не устала? Не слишком слаба?

— Андрей, я сделала, все что могла. Теперь остается ждать, что решит Павел Олегович.

— Да не об этом, — он вернулся на свой табурет, — а о ребенке. С самого начала.

— С самого начала? — она вздохнула. — Однажды в один московский модный дом пришла неформатная Клава, которую удобно расположили в каморке.

Он засмеялся, вскочил, обошел кровать и присел с той стороны, где не было системы.

— Можно, Кать? Мне тяжело быть далеко от тебя.

— Андрей, сейчас нет смысла притворяться. Твой ребенок никуда от тебя не денется. Можешь не напрягаться с романтикой.

— Идите к черту, Екатерина Валерьевна, — выдохнул он страдальчески и осторожно пристроился на краешке узкой кровати, уложил её голову на свое плечо. — Я затащил вас в постель еще до того, как узнал о собственном отцовстве. Потому что умирал от желания, а не потому, что строил какие-то там козни. Вам придется смириться с этим, Катя. Я, Андрей Жданов, люблю именно тебя. Отдельно тебя, отдельно ребенка и отдельно вас вместе. Вот такой я любвеобильный.

Она подняла на него недоверчивый взгляд.

— Я… в это сложно поверить. Я ведь мечтала об этом с самого начала.

— С какого самого начала? С той ноябрьской ночи?

— С того дня, когда я едва не провалила показ, появившись на подиуме, а ты меня не уволил.

— Послушай, но ведь это было сразу после того, как ты пришла в Зималетто. Кать, ты что, влюбилась в меня уже тогда? — поразился Жданов.

— Возможно, — ответила она уклончиво.

— Но ведь ты… прятала моих любовниц от моей невесты.

— Все для вас, Андрей Павлович, — пробормотала она. — Всегда все для вас.

Он нежно поцеловал её веки.

— Святая Катерина! — прошептал с любовью.

— Ты позвонил в ту ночь, и я тайком сбежала от дома. Думала, снова застану тебя в женском платье или что-то в этом роде.

— Какая прекрасная у меня репутация!

— Я приехала в бар, ты был с Изотовой, но сразу бросился ко мне. Катенька, Катюш, как я рад вас видеть, вы моя спасительница. Мой верный Санчо Панса…

— Надо было мне по морде, — заметил Жданов с сожалением.

— Ты попросил проводить тебя домой, и я удивилась. Ты ведь нормально выглядел! Не шатался, язык не заплетался. Взгляд вот только… но ведь я не специалист в таких делах. В такси ты продолжал шептать всякие глупости и грел дыханием мои ладони. Потом попросил подняться, сказал, что тебе надо передать мне какие-то документы на утро. Я удивилась — какие еще документы, но ты был так настойчив. Глупая, наивная Пушкарева. А потом, когда ты сказал, что я нужна тебе… Я подумала: ведь можно украсть для меня одну ночь. Никому же хуже не будет. Всего одна короткая ночь… — голос Кати дрогнул. — Ты был так нежен.

Слава богу, хоть на это у него ума хватило!

— Мы договорились сделать вид, как будто ничего не было, — продолжала Катя. — И знаешь, у тебя наутро отлично это получилось. Ты пришел раздраженным, у тебя болела голова, и ты даже прикрикнул на меня несколько раз. Тогда я подумала, что ты был куда более пьян, чем мне показалось, а я-то ничего не поняла! Раскатала губу, подумала, что действительно тебе немного нравилась… В общем, я прорыдала несколько ночей подряд, а потом сцепила зубы и велела себе жить так, будто ничего не произошло.

— Мне так жаль, — прошептал Жданов, страдая вместе с ней.