Святая ночь

— Уже начато дело о приобщении его к лику блаженных. Джакомо Нероне. Быть может, вы слышали о нем? Нет? Это странная и удивительная история. Никто не знает, откуда он пришел, но в один прекрасный день он появился в деревне, будто посланный богом. Своими руками он построил маленькую лачугу и посвятил себя молитвам и добрым делам. В конце войны партизаны захватили деревню и расстреляли его. Он умер мучеником, защищая веру. А после смерти у его могилы начали свершаться чудеса. Больные исцелялись, грешники раскаивались. Все это явно указывает на благоволение господа нашего.

Блейз Мередит открыл глаза.

— Вы знали его, святой отец? — спросил он.

Калабриец ответил коротким, подозрительным взглядом.

— Знал ли я его? Лично нет. Хотя, разумеется, много слышал о нем. Сам я из Козенцы. Это соседняя епархия.

— Благодарю вас, — и Мередит закрыл глаза. Калабриец встал и вышел в коридор. Мередит, воспользовавшись его отсутствием, вытянул ноги и откинул голову на спинку сиденья. Он не испытывал сожаления о содеянном. Более чем когда-либо ему не хотелось слушать подобные разглагольствования, этот церковный жаргон, позорную риторику, ничего не объясняющую, затемняющую истину. Массивный фундамент обоснований и откровений, на котором зиждилась церковь, сводился к ритуальным заклинаниям, бесформенным, бесполезным, фальшивым. Мятная набожность. Она не вводила в заблуждение никого, кроме тех, кто распространял ее, приносила удовлетворение разве что старухам да девочкам-подросткам, но пышно расцветала именно там, где церковь занимала наиболее прочные позиции. Она означала соглашательство, приспособленчество, распущенность среди духовенства, находящего, что проще проповедовать религиозное рвение, чем смотреть в лицо моральным и социальным проблемам своего времени. Она скрывала глупость и недостаток образования. Она оставляла людей беззащитными перед вселяющими ужас таинствами: болью, страстью, смертью — последней, пожалуй, наиболее страшным из всех.

Смуглолицый калабриец вернулся, покрутил пуговицы сутаны и решил вновь завоевать внимание аудитории я уважение сидящего рядом коллеги. Он шумно высморкался и похлопал Мередита по колену.

— Вы из Рима, монсеньор?

— Да, из Рима, — резко ответил Мередит, недовольный тем, что его потревожили, но упрямый калабриец не желал угомониться.

— Но вы не итальянец?

— Нет. Я англичанин.

— А, вы приехали в Ватикан? Паломник?

— Я там работаю, — холодно ответил Мередит.

Калабриец широко улыбнулся.

— Вам повезло, монсеньор. Мы, бедные крестьяне, лишены тех возможностей, что открыты перед вами. Мы обрабатываем каменистую землю, в то время как вы пасетесь на тучных пастбищах Святого города.

— Я нигде не пасусь, — отрезал Мередит. — Я — служащий конгрегации ритуалов, и Рим не более святой, чем Париж или Берлин. И если там поддерживается больше порядка, то лишь потому, что папа настаивает на своих правах, предоставленных ему конкордатом, чтобы сохранить Риму священный статус центра христианства. Вот и все.

Хитрый калабриец предпочел не заметить резкости Мередита и с жаром ухватился за новую тему.

— Как это интересно, монсеньор. Ваш мир, разумеется, значительно шире моего. Но я всегда говорил, что простая деревенская жизнь предлагает более короткий путь к святости, чем суета огромного города. Вы работаете в конгрегации ритуалов. Возможно, имеете дело с документами, касающимися приобщения людей к лику блаженных и святых. Вы согласны со мной?

Мередит понял, что угодил в ловушку. Его втянули в разговор, который будет продолжаться до самой Валенты. Не оставалось ничего другого, как на время смириться с неизбежным, а в Формио или Неаполе попытаться найти место в другом вагоне.

— Я могу лишь сказать, что святых находят в самых невероятных местах и в самые неподходящие времена.

— Совершенно верно! Именно это и привлекает меня в нашем родном слуге бога, Джакомо Нероне. Вы знаете место, где он жил, Джимелли ди Монти?

— Я никогда там не был.

— Но вы знаете, что означает это название?

— Кажется, да… горные близнецы.

— Правильно. Деревни-близнецы, расположенные на склонах горы в самой захолустной части Калабрии. Джимелло Миноре — маленькая деревня. Джимелло Маджоре — чуть побольше. Они находятся в шестидесяти километрах от Валенты, и дорога туда — сущий кошмар. Деревеньки бедные, как и любые другие в нашей провинции. По крайней мере, они были такими, пока не начала распространяться слава слуги божьего Джакомо Нероне.

— А потом? — полюбопытствовал Мередит.

— Потом! Потом все изменилось. Джакомо Нероне жил и трудился в Джимелло Миноре. Там же его предали и убили. Тело тайком перенесли в грот около Джимелло Маджоре, где и похоронили. С той поры Джимелло Миноре все глубже погружалась в трясину нищеты и разрухи, в то время как Джимелло Маджоре богатела с каждым днем. Там теперь новая церковь, больница, гостиница для туристов и паломников. Словно бог покарал предателей и наградил тех, кто укрыл тело его верного слуги. Вы не согласны?