Святая ночь

— Право, я затрудняюсь ответить. Показания путаные, неопределенные. Какие-то слухи об обращении к богу. Нероне покидает дом Нины Сандуцци и строит маленькую хижину в самой отдаленной части долины. Проводит часы в уединении и размышлениях. По воскресеньям появляется в церкви и причащается. И в то же время, отметьте, в то же время он берет на себя руководство деревнями.

— Как же он ими руководит? И для чего? Я спрашиваю вас об этом, Мередит, потому что хочу знать, как вам, новому человеку, видится эта история. Я-то выучил ее наизусть, но так и не могу прийти к определенному выводу.

— Насколько я понял из показаний свидетелей, — ответил Мередит, тщательно подбирая слова, — он начал ходить из дома в дом, предлагая свои услуги всем, кто в них нуждался. Старику, у которого хотели отобрать землю, старушке, слабой и одинокой, заболевшему крестьянину, которому нужно было вскопать огород. С тех, кто мог это позволить, он брал плату продуктами, молоком, оливками, вином, сыром, которые раздавал беднякам. Позднее, с наступлением зимы, он организовал общий фонд трудовых и продуктовых ресурсов, не останавливаясь перед насилием, чтобы добиться всеобщего вступления в него.

— Разумеется, поступок, недостойный святого? — предположил епископ, сухо улыбнувшись.

— И я того же мнения, — признал Мередит.

— Но даже Христос кнутом выгнал менял из храма, не так ли? А когда вы узнаете наших калабрийцев поближе, то согласитесь со мной, что трудно найти больших упрямцев во всей Италии.

Мередит заставил себя улыбнуться, увидев ловушку, расставленную епископом.

— Да, все это говорит в пользу Джакомо Нероне. Более того, он ухаживает за больными и пытается создать хотя бы зачаточную службу медицинского обслуживания с помощью Альдо Мейера, политического ссыльного, который, кстати говоря, отказался дать какие-либо показания.

— Я помню об этом. Что интересно, до и после войны Мейер сам пытался хоть как-то организовать этих людей ради их же пользы, но потерпел полную неудачу. Он истинный гуманист, но быть евреем в католической стране… Возможно, у него были и другие недостатки. Попробуйте сблизиться с ним. Просто удивительно… Продолжайте.

— Затем мы находим доказательства религиозной деятельности. Нероне молится с больными, утешает умирающих. Ночью, по глубокому снегу, он идет за священником, чтобы тот причастил уходящего в мир иной. Если священник не приходит, он один остается у смертного одра. Что мне показалось странным… — Мередит помолчал. — Двое свидетелей показали: «Отец Ансельмо отказался прийти…» Что это значит?

— То, что написано, — холодно ответил епископ. — Этот человек позорит церковь. Я часто думал о том, чтобы снять его с прихода, но решил, что делать этого не следует.

— Вы слывете приверженцем суровой дисциплины. Вы снимали других. Почему не этого?

— Он стар, — мягко ответил епископ. — Стар и близок к отчаянию. Я не хотел бы стать тем, кто ввергнет его в пропасть.

— Извините, — потупился Мередит.

— Ну что вы. Мы же друзья. Вы вправе спрашивать. Но я епископ, а не бюрократ. Я несу посох пастуха, и заблудшая овца тоже моя. Продолжим. Почитайте мне о Джакомо Нероне.

Мередит провел рукой по редеющим волосам. Он устал. С трудом удалось ему сосредоточиться на главном.

— Где-то в марте 1944 года пришли немцы. Сначала маленькое подразделение, потом побольше, пополнения к тем частям, что сдерживали английскую армию, переправившуюся через Мессинский пролив и продвигавшуюся в глубь Калабрии. Джакомо Нероне вел переговоры с немцами. Похоже, они прошли успешно. Крестьяне обязались поставлять продовольствие, получая взамен лекарства и теплую одежду. Командир обещал, что солдаты будут держаться подальше от женщин, чьи мужья и братья находились в армии. Договор в целом соблюдался, и авторитет Нероне среди местных жителей еще более вырос. Впоследствии сотрудничество с немцами послужило поводом для его расстрела партизанами. Прорвав фронт, союзники двинулись к Неаполю, а окончательный разгром разбитых немецких войск довершили партизаны, которые заняли окрестные деревни. Джакомо Нероне остался в Джимелло…

Епископ остановил Мередита взмахом руки.

— Подождите. Что это вам напоминает?

— Ignotus, — без промедления ответил Мередит. — Неизвестный. Человек ниоткуда. Заблудший, внезапно ставший благочестивым. У него есть чувство благодарности, ему знакомо сострадание, он талантлив, возможно, небезразличен к власти. Но кто он? Откуда он пришел? Почему поступает так, а не иначе?

— Вы видите в нем святого?

Мередит покачал головой.

— Еще нет. Благочестивость, да, но не святость. Я не успел изучить показания, касающиеся совершенных им чудес, поэтому отставим их в сторону. Но вот о чем я могу сказать прямо сейчас. Святости свойственны определенные закономерности. Пока я вижу только тайны и загадки.

— Может, никаких тайн нет, лишь невежество и непонимание. Скажите мне, друг мой, что вам известно об условиях жизни на юге в то время?

— Немного, — честно признался Мередит. — Всю войну я провел в Ватикане. Я знаю только то, что прочел или услышал.