Святая простота. Рассказы о праведниках

Сановник устроил для следователя место на Кавказе, где он и сейчас служит, а жена его недавно приезжала поблагодарить сановника, он ее не принял, сказал, что это не он, а тот разбойник ей по-настоящему помог.

Кто мой ближний

Раннее утро, накрапывает дождик. В воздухе пронизывающая сырость. Маленький дворик церковного дома, несмотря на сырую погоду, переполнен. Дверь квартиры священника отца Петра теперь, как и всегда, открыта для знакомых, посетителей, только он уже не встречает с радушным приветом приходящих к нему. Добрые глаза его навеки закрыты, уста его никогда уже не скажут слово утешения. Он скончался вчера, а сегодня все прихожане собрались поклониться останкам горячо любимого пастыря.

Двор все наполняется и наполняется, толпа все густеет. Да и не удивительно такое стечение народа — усопший был всем нам отцом и матерью родной. С редкой любовью и нежной заботливостью относился он к каждому и помогал, чем мог: кому советом и молитвой, кому деньгами и покровительством.

Все входят в дом опечаленными, сумрачными, а выходят радостные, просветленные. Одним из последних пришел во двор церковного дома студент. Глубокое горе было написано на сумрачном, не по летам серьезном лице. Видно было, что жизнь не баловала его, что тяжело приходилось ему подчас и что эта голова и руки уже успели довольно поработать на своем веку.

— Становитесь в очередь, так нельзя, — говорил кто-то в толпе.

Мало-помалу все чинно вытянулись в длинную нитку, несколько раз обвившую двор внутри. Студент как-то тупо и безразлично смотрел на все это, и как пришел, так и встал одним из последних. Ждать пришлось довольно долго. Мысли одна за другой пролетали в его уме. Давно ли, кажется, узнал он этого человека, а как сильно к нему привязался, с какой-то благоговейной любовью и сыновним почтением, и какую сильную роль сыграл в его жизни этот усопший.

Перед молодым человеком вставали картины недавнего прошлого, одна безрадостнее другой. Вот перебивается он последние годы в гимназии грошовыми уроками — семья бьется как рыба об лед. Он дотягивает, сдает экзамен и видит венец своих стремлений — университет. Гроши скоплены, он вносит плату за лекции — он принят. Начинается новая пытка, новые поиски работы; казалось, что вот-вот он найдет что-то. А впереди маячит надежда получить место, жить с большой пользой для общества. Но вот в один ужасный день сильно заболевает мать. Последние гроши уходят на ее лечение, но он не унывает — он содержит ее своими уроками. Однако болезнь затягивается, средства убывают, приходится брать плату с учеников вперед, дома некому присмотреть за больной. Поневоле приходится иногда не ходить на уроки, а ведь уроки — это хлеб насущный. Да только после бессонных ночей с больной душой и урок-то дается плохо.

Одним словом, через некоторое время студенту пришлось услышать вежливые отказы, и он с десятирублевой бумажкой в руке, с тупым сознанием полной безнадежности, понурив голову, добрел до дому. Матери становилось хуже. Ненадолго хватило этих 10 рублей. Занятий не находилось. Студент рад бы был и дрова рубить, но и на это находились более сильные и умелые руки. Натерпевшись нужды и горя, видя, как мать угасает от истощения, он пошел побираться под окнами соседей. Он вымаливал гроши на лекарства, но окружающие были сами бедны и немного давали, а богатые не дали бы ничего.

Вот в таком состоянии пришла ему в голову отчаянная мысль — покончить разом с собою, чтобы не видеть более страданий дорогого человека, не будучи в силах их утолить, и не терзаться самому безысходной мукой. С этой целью и с твердым намерением прекратить свои мучения ушел студент ночью на набережную реки, решив броситься в воду.

Он помнит эту страшную минуту. В нем все застыло. Он не колебался. Смерть лучше этой невыносимой жизни. Матери все равно не жить. Кругом тишина. Вот он готов броситься в воду, как вдруг вблизи раздаются шаги.

«Ах! — подумал он. — Помешают, придется подождать». В эту минуту кто-то ласково и твердо положил ему руку на плечо и чей-то голос, полный любви и участия, произнес:

— Голубчик, пойдем ко мне.

Он не шевельнулся. Он, казалось, не слышал, но внутри, где была одна боль, эти ласковые слова как будто согрели что-то.

— Голубчик, пойдемте ко мне, — продолжал настаивать голос.