Святая Русь. Книга 1

Потому что, говоря о Мамае, нелепо говорить о всей Золотой Орде (о всей Великой степи). Мамай держал в руках только правобережье Волги, ту часть Дешт-и-Кипчака, которая была населена потомками половцев, и с юго-востока его подпирала Белая Орда, объединившаяся с Синей с воцарением Тохтамыша note 4. И как раз накануне Куликовской битвы началось наступление Тохтамышевой Орды на Мамаеву, наступление, при котором Мамай сразу же потерял и Сарай, и Хаджитархан, и все кочевья на левом берегу Итиля. А за спиною Тохтамыша стоял Тимур, и пусть не вдруг и не сразу, но именно он решил в конце концов участь татарской державы на Волге.

Действия же самого Мамая, которому с упадком и потерею волжских городов всегда и трагически не хватало денег, направлялись и подталкивались генуэзцами, осуществлявшими собственную политику с далеко идущими замыслами подчинения Владимирской Руси и тамошних государей своей торговой экспансии, как это уже удалось им совершить с Византией.

Ну, а в Литве в эту пору велись тяжкие споры, шла ожесточенная борьба за власть, и опять же перед лицом западной экспансии! Почему, в конце концов, и удалось католикам подчинить и крестить упрямую Литву, целое столетие сопротивлявшуюся всем притязаниям папской курии.

А Русь, та Русь, которая пришла на Куликово поле, была еще только возникавшим, только создающимся государством. По точному определению Л. Н.

Гумилева, на Куликово поле вышли ратники разных русских княжеств, и только с Куликова поля возвращались домой граждане единого русского государства.

Скажем так: в сложенной нашей историографией легенде очень мало исследованы реальные факты, события даже по широко известным источникам.

Затем — безмерно преувеличено военное значение битвы на Дону, и в той же мере преуменьшено, недооценено даже ее идеологическое значение.

Итак — Литва.

Глава 2

Необычайно бурный расцвет Литвы и столь же быстрый закат ее государственности требуют объяснений.

В литовском княжеском доме не было выработано — и даже не стремились к тому! — твердого закона о престолонаследии. А это значит, что судьба страны отдавалась в руки таланта или бездарности очередного захватчика власти и законом земли признавалась не сдержанная ничем игра личных себялюбий. Понимали ли это гении — Гедимин с Ольгердом? Кажется, что не понимали и они! Понимали ли их дети, что государство для продолженности в веках нуждается в скрепах, в твердых и единообразных законах, в неотторжимом праве собственности (и наследования собственности!), наконец; в духовном объединении, в религии — сколь возможно такожде единой? Нет, не понимали, не поняли! Равнодушные к вере, считали принятие той или иной религии чисто политическим и в значительной мере временным актом: и Витовт, и Ягайло были дважды крещены — по православному и по католическому обряду, сверх того, когда было надобно, взывали к древним языческим богам, не понимая каждый раз, что же они творят и что сотворяется в результате за их спиною.

Болезнью Литвы явилось и ее безоглядное расширение на восток за счет земель бывшей Киевской Руси. Слишком оказалось легким это подчинение! Не чаяли оттого и сопротивления духовного, по произволу намерив обратить в католичество православный народ. И вот вместо того чтобы объединить верою две составляющих Великую Литву нации, безнадежно разъединили их! Вместо того чтобы при двух этносах (литовском и русском) создать один строй и одну веру, создали три этноса, три строя и две враждующих веры. Стоило ли с таким напряжением завоевывать русские земли, чтобы подарить и их, и саму Литву стареющей Польше?

Мертвый Ольгерд проиграл мертвому Алексию, ибо первый строил себе прижизненную хоромину, и она начала разваливать сразу после его смерти, второй же заложил фундамент здания, продолженного в веках, и оно-то как раз и начало жить, расти и укрепляться после его смерти.