Святая Русь - Полководец Дмитрий (Сын Александра Невского)

- Наберись тут упряжи. Это надо ж так изодрать, оболтусы! А хомуты на что похожи? Я немалые деньжищи за упряжь заплатил, казну опустошил, а мои нечестивцы настоль ко всему нерадивы, что им плевать на боярские убытки. Ну, погодите у меня! Вернусь из похода - каждого плеточкой попотчую.

- Не в первой, боярин. Но токмо нашей вины нет, - норовил перечить один из мужиков.

- Заткни пасть, охламон! И чтоб упряжь была как новехонькая. Но кожу и дратву лишку не тратить. Уразумел, Емелька?

- Уразумел, - буркнул обозный.

Когда Коврига отъехал к дружине, Емелька сплюнул (скряга!), вновь окинул хмурыми глазами упряжь и вздохнул. Это тебе не кнут починить. В конской упряжи чего только нет! Узда, хомут со шлеей, дуга, пристегиваемая гужами к оглоблям и хомуту, кой стягивается супонью, седелка с чересседельником для подъема оглобель и две вожжи. Всё это для одиночной упряжи. В парной же пристяжной упряжи прибавляется еще узда, хомут со шлеей, привожжек и пара постромок с вальком; парная дышловая упряжь: две узды и хомуты со шлеями, две пары постромок, двое нашильников, от хомута к дышлу, две пары вожжей. В троичной упряжи - еще другая пристяжка; в четверне с выносом - парная дышловая упряжь, парная без вожжей и нашильников, с выносными постромками, взятыми за крюк дышла. В упряжке бочкой, или гусем, постромки передних лошадей крепятся за гужи задних.

И всё это было в огромном обозе. Работы для починки в невпроворот. В ход шли запасные ремни, шила, иглы, дратва, куски кожи, дышловые крюки...

А сколь изношенных подков надо заменить, сколь железных ухналей¹⁵³ в лошадиные копыта вбить! Обозным людям передохнуть некогда.

- Слава Богу, хоть в затишке оказались, а то бы пропащее дело, - молвил Емелька Бобок, грузный, чернобородый мужик с крепкими сноровистыми руками.

- Воеводе надо в ноги поклониться. Увел-таки от буйной завирухи, - молвил другой обозный.

- А вот и не воеводе, - поправил сотоварища Бобок. - Слух прошел, что от метели увел ростовский боярин Лазута Скитник. Сам-то он в годах, но, бают, толковый человек. Вот так-то, Вахоня.

- Скитник? - латая гужи, переспросил Вахоня, долговязый мужик лет сорока. - Знакомое имечко. Когда-то я знавал Скитника. Но то был ямщик из Ростова. Давно это было. Заночевал у меня. Могутный парень и нравом веселый. Поглянулся он мне. Купца на два дня из Ростова привозил.

- Выходит, Скитник, да не тот. И на старуху бывает проруха, - произнес Емелька.

- И всё же Скитника среди бояр я не слыхал. Ямщика того, почитай, вся Ростово-Суздальская Русь ведала. Глянуть бы на него.

- А ты глянь, Вахоня. Он те по знакомству - шубу со своего плеча, - рассмеялся Бобок.

Г л а в а 9

КАРЛУС

Узник полагал, что после посещения католического попа и фогта Вернера его тюремная жизнь заметно изменится: его вновь переведут в холодный каземат с мышами и крысами, отменят прогулки и посадят на черствый хлеб, жидкую похлебку и кружку протухшей воды. Командором будет сделано всё, чтобы узник протянул ноги.

Но прошло несколько дней, но никаких изменений в Васюткиной жизни не произошло.

- Почему Вернер не удалил меня в каземат? - спросил Васютка надзирателя.

- Я и сам удивлен, русич. Никаких новых приказов господин фогт мне не отдавал, - ответил Карлус.

- Никак не могу понять Вернера. Он очень странно себя ведет.

- И мне странно, купец... Таких пленных в этом замке я еще не встречал.

- А в замке есть и другие пленные?

- Да как тебе сказать, русич... Я не обязан отвечать на такой вопрос.

По лицу надзирателя пробежала тень. Он подсел к камину и, хмуро глядя на тлеющие угли, несколько минут молчал.

- Не хочешь - не говори, - пожал плечами Васютка. - Иногда я забываю, что ты мой надзиратель.

Васютка подошел к надсмотрщику и коснулся ладонью его головы.

- Правда, ты совсем не похож на надзирателя, Карлус. Обычно они грубы и жестоки, а ты тихий и добрый человек. А посему давно хотел тебя спросить. Как ты оказался надзирателем?

- Ты много хочешь знать, Васютка.

Карлус впервые назвал своего заключенного по имени, и это несколько подивило заключенного. Вот уже несколько месяцев он не слышал своего имени.