Святая Русь - Полководец Дмитрий (Сын Александра Невского)

- Мать честная, - забормотал Качура. Неужели эта дуреха в лес убежала? Ну и норов. А ведь, кажись, хохотунья.

Пришлось идти по следу. Шел и хмыкал в окладистую бороду. И впрямь дуреха. В самую глушь полезла. И чего мекает дырявой башкой? Да разве можно, не ведая леса, в него соваться. Большак-то совсем в другой стороне. А она, знай, прет. Куда? К черту на кулички? А след всё тянется и тянется. Наверняка заплутает, дурья башка.

А вот и валежина на кой она сидела. Никак посидела и одумалась. По следу своему вспять пошагала. Слава тебе, Господи! В Нежданку вернется. Посерчает, посерчает, да и за ум возьмется. А куда ей деваться? Сирота - есть сирота. Никто по ней в Переяславле слезинки не прольет. Да и нельзя ей в Переяславль, коль боярин задумал девку в наложницы взять. От боярина не отвертишься. Сильная рука сама владыка, с ней не потягаешься. Вот и придется тебе, Марийка, смириться. Он, Данила, чем для тебя не мужик? Крепкий, башковитый, всей деревней чтимый. Такого мужика еще поискать на святой Руси. Поживет Марийка неделю, другую, да и согласится стать ее его женой. Не всё же ей в девках куковать. Заживет Данила с молодой супружницей урядливо и счастливо. Появится сын - добрый помощник, да не один. Один сын - не сын, два сына - полсына, три сына - сын. И девки пойдут, матери подспорье. Без девок нельзя, на деревне соседние парни подрастут. И будет Качура сынами славен, дочерьми честен…

Радужные мысли Данилы закончились на солнечной поляне: след Марийки вновь круто повернул вспять от Нежданки. Качура от досады аж головой крутанул. Вот непутевая! Вновь в самые дебри побрела. Нечистый что ли ее толкает.

Марийкин след вывел Данилу к болоту, и сердце его захолонуло. Господи, да она ж в самую топь полезла! Вот упрямая. Но неужели не поняла, что через зыбун ей не пройти. Никто еще в одиночку не переходил это жуткое болото, а Марийка сунулась - и погибла.

Данила стянул с кудлатой головы свой летний войлочный колпак и размашисто перекрестился.:

- Упокой, Господи, новопреставленную рабу Божию Марию… Прости меня, грешного.

Сник, потемнел лицом Качура. Нет, не простит его Господь. Это из-за него, кобеля похотливого, утонула Марийка, и нет ему за то Божьей милости.

Данила стоял, угрюмо и горестно смотрел на гиблое болото и вдруг… и вдруг совсем неподалеку послышался слабый, замогильный голос:

- Матушка ми-ла-я… Прощай матушка-а…

Марийка всё еще цеплялась руками за мшистую кочку, к коей она так и не смогла подтянуться, ибо зыбун засосал ее по самое горло. Девушка, чувствуя, что обессиленные руки ее вот-вот оторвутся от спасительной кочки, начала прощаться с родной маменькой, совсем забыв, что она уже ушла в мир иной.

Данила, разглядев в болоте голову девушки, крикнул во всю мочь:

- Марийка! Держись, голубушка!

Качура быстро подобрал нужную орясину (мужики, одолев грозное болото, бросали орясины вблизи последних кочей, ведая, что может придется вновь переходить «лешачье место». Правда, путь к большаку, если пробираться к Ростову Великому, проходил только через дремучий лес, но для этого нужно было сделать крюк вокруг топей чуть ли не в пять верст, и мужики, рискуя жизнью, шли напрямик).

Марийка, услышав неожиданный голос, раскрыла глаза и увидела на берегу Качуру. Тот, опираясь на орясину и сторожко ступая на коварные кочи, продвигался к ней навстречу.

- Потерпи, голубушка, потерпи, я сейчас! Опояской тебя вытяну.

И вытянул, и приловчился, дабы взвалить могутными руками Марийку на плечо, - и та вся перекинулась, ломаясь в поясе, - и сумел-таки выбраться на сушь. Бережно положил девушку на траву и сокрушенно охнул:

- Эк, к тебе пиявки-то присосались. Ну, это не беда. Знахарки сказывают, что сии твари человеку пользительны. Ты потерпи, голубушка. Сейчас я их отцеплю.

Качура снял с Марийки свой короткий сермяжный кафтан. Пиявки облепили не только босые ноги, но и руки, и шею. Жутковато было смотреть на истерзанное черными, жирными червяками девичье тело. Но Марийка настолько обессилела и натерпелась за последний час - предсмертных мук, что пребывала почти в бессознательном состоянии.

Она пришла в себя, когда Данила, отодрав пиявки, отыскал в лесу родничок и принес в свернутом лопухе прохладной, хрустально-чистой воды. Приподнял голову Марийки, заботливо молвил:

- Испей, голубушка, и тебе полегчает. Родниковая водичка семь недугов лечит.

Качура и сам не ведал, откуда в нем, обычно сдержанном, чуть грубоватом мужике, вдруг зародились неизъяснимые теплые чувства.

А Марийка, окончательно придя в себя, тихо изронила:

- Спасибо тебе, дядя Данила. Век не забуду.

- Да ладно, голубушка… Ты уж меня прости, идола окаянного, а?

Марийка пристально глянула на Качуру и ничего не ответила.

«Не без гордости девка, знает себе цену», - невольно подумалось Даниле, но это его не озаботило, напротив, порадовало, что у него будет такая достойная жена.

- Ну что, Марийка, - Качура перешел на свой обычный суховатый тон, - еще малость отдохни, да и в Нежданку.

- В Нежданку?.. Нет, дядя Данила, у меня свой дом есть, материнский.