Читаем Святая Русь - Полководец Дмитрий (Сын Александра Невского) полностью

Сегодня на Красной площади особенно людно: пятница - базарный день. Плывет над рядами стоголосый шум большого торга. Десятки деревянных и каменных лавок, палаток, шалашей, печур...

Торговали по издревле заведенному порядку. Упаси Бог сунуться с каким-нибудь изделием в чужой ряд. Такого продавца взашей вытолкают. Каждый товар - в своем ряду. Сукно - в Суконном; собольи, бобровые, овчинные, ондатровые, лисьи и заячьи меха - в Пушном; кожа, сафьян, замша - в Сафьянном; кафтаны, шубы, епанчи68, зипуны, армяки, азямы69, однорядки70, опашни71, охабни72, ферязи73, шапки, колпаки, кушаки - в Шубном; сапоги, голенища, лапти, подошвы - в Сапожном; неводы, сети, бредни, мережи, сачки, векши, крючки - в Рыбном.

Ратный человек шел в Оружейный ряд, охотник - в Колчанный, где торговали луками, стрелами, колчанами, тетивами, силками, железными («хитроумными») капканами.

Чинность и тишина в Иконном, Серебряном, Жемчужном и Монистом74 рядах.

Отовсюду слышались призывные, бойкие выкрики торговцев, расхваливающих свой товар, и сыпавших озорными шутками и прибаутками. Покупателей хватали за полы кафтанов и чуть ли не силой втаскивали в свои лавки.

Продают многие: купцы, ремесленный люд, монахи и сельские мужики.

Красную площадь наводнили пирожники, молочники, яблочники, ягодники, грибники, огуречники, квасники. Все с лукошками, лотками, кадками, лубяными пестерями, рогожными кулями. Пробегают веселые коробейники с коробами на головах. Шныряют в густой толпе воришки, гулящие женки, сводни и нищие. Жмутся к рундукам и лавкам нищие, калики перехожие, бахари-сказители и гусельники.

Васютке захотелось пить. Остановился в Квасном ряду. Тотчас подскочил дюжий молодец в кумачовой рубахе. Через шею перекинут сыромятный ремень с двумя медными ендовами. В руке - железная кружка. Молвил скороговоркой:

- Квас ягодный и хлебный, для живота приятен, не вредный.

Васютка полез было в карман за монеткой, но тут его дернул за рукав тучный монах в черном подряснике:

- Испей, сыне, моего медвяного. Зело душу веселит.

Медовый квас в народе любили. Монахи делали его на своих пчельниках. Процеживали сыту, добавляли калача вместо дрожжей, отстаивали некоторое время и сливали сыту в бочку. Получался вкусный медовый квас. В народе его называли «монастырским».

Васютка протянул монетку монаху. Детина с ендовой обидчиво фыркнул и отошел в сторону. А рядом уже стоял другой походячий торговец в синей чуге75, с вяленой ряпушкой на лотке. Весело проговорил:

- Пей квасок - ряпушкой закусывай. На печи вялена, на солнце сушена. Кто ест - беды не знает, сама во рту тает.

Пришлось Васютке достать еще одну денежку: обычай. Хорош квасок с воблой!

Неподалеку от Монистого ряда мимо проскочил чернобородый цирюльник76 с приземистым табуретом и парой ножниц за кожаным поясом. Вот он дернул за полу сермяжного азяма длинноволосого, лохматого мужика в лыковых лаптях.

- Погодь, родимый!

Угодливо подставил тубарет, насильно посадил на него мужика и чиркнул ножницами.

Мужик слабо сопротивлялся:

- Не к чему бы…

- Мигом красавцем сделаю. Бородку подрежу, волосья на голове подравняю, - суетился вокруг мужика цирюльник, а сам воровато поглядывал по сторонам: бродячих цирюльников гоняли с площади объезжие люди, назначенные посадом.

Цирюльник расчесал мужику длинную бороду надвое и отхватил ножницами одну половину на два вершка, а вторую укоротить не успел. Он не зря опасался. Перед ним выросла грозная фигура десятского из Съезжего двора.

- Опя-ять!

Цирюльник спихнул мужика наземь, схватил табурет и юрко шмыгнул в толпу. Только его и видели.

Мужик поднялся с земли и растерянно схватился за обезображенную бороду.

- Энта что жа, православныя! А как же я топеря в деревеньке покажусь?

Толпа грянула от дружного смеха.

- Переяславль, милай! Город! - хохоча, ответил рыжеусый мастеровой в кожаном фартуке. И закричал весело, звонко. - Гвозди, подковы - лошадям обновы!

В Монистом ряду Васютка закупил серебряные сережки, а затем, явно смущаясь, обратился с просьбой к одной из девушек:

- Не откажи в любезности, красна девица. Не примеришь ли сей венец да кокошник с подвесками.

- Аль на твою невесту похожа? - улыбнулась краешками губ девушка.

- Похожа.

- Такому красавцу грех отказать, - залюбовавшись парнем, согласилась девушка, и поочередно примерила на своей голове с пушистой косой, обвитой голубыми лентами, венец и кокошник.

- Ну, чисто лебедушка! Как на тебя деланы, - расплываясь в широкой улыбке, проговорил купец с бойкими, рысьими глазами.

Приобрел Васютка и красивый, цветастый убрус77, в кой завернул свои покупки. Теперь осталось расспросить про Палашкину избу. Ноги невольно понесли его к питейной избе, где (и в те времена) можно было встретить гулящую женку.

Васютке повезло. На крыльце сидела растрепанная баба лет сорока, с помятым лицом и осовелыми глазами.

- Местная?

- Всю жизть тут обитаюсь, - подняла мутные глаза на Васюту женка. - А че те от меня надо?.. Ух, пригожий. Пойдем в сарай за избу.

- В другой раз, женка. Не скажешь ли мне, где стоит изба покойной Палашки?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза