- Спасибо, князь, - низко поклонившись, тепло произнес Георгий. - О твоем щедром подарке будут рассказывать не только мои сыновья, но и мои внуки и правнуки. Горцы никогда не забывают добрых поступков.
Князь Дмитрий подошел к Автандилу и хотел, было, ласково потрепать ладонью по гриве, но конь, удерживаемый за узду джигитом, будто ударенный плеткой, тотчас резко отпрянул в сторону.
- С норовом. Люблю таких, - одобрительно молвил Дмитрий Александрович.
- Я сожалею, князь, но Автандил признает только меня. Приручить его будет непросто.
- Ничего, - улыбнулся Дмитрий Александрович. - Как-нибудь управлюсь.
. Конь и в самом деле оказался сноровистым. Всю неделю князь не подходил к Автандилу (был занят неотложными делами), а затем он послал к кабардинской лошади своего мечника Волошку Севрюка, кой слыл отличным наездником и не раз уже укрощал молодых, непокорных коней.
Волошка явился к Дмитрию Александровичу с окровавленным лицом.
- Прости, князь, но я ничего не могу поделать с этим Автандилом.
- Скидывает?
- Скидывает. Я едва не сломал себе руки и ноги. Буйный конь!
- Ну что ж, тем лучше, Волошка. Обуздать такого коня - немалая честь. Надо попробовать.
Но мечник замотал головой и с откровенным испугом посмотрел на Дмитрия Александровича.
- А может, не надо, князь? Конь-то и впрямь бешеный. Не приведи Господь, насмерть расшибет. Он и впрямь никого не подпускает. Зверь-конь!
- Тем лучше, Волошка, тем лучше! - вновь затвердил своё князь.
Дмитрия Александровича охватил задор. Он тотчас позвал к себе постельничего, дабы облачиться в другую одежду.
Князь сбежал с красного крыльца в одной белой льняной рубахе, кожаных портках и мягких сафьяновых сапогах.
- А плеть? Плеть забыл, княже! - ковыляя за Дмитрием Александровичем, закричал Волошка.
- На бешеного коня с плетью не ходят! - не поворачивая головы, отозвался князь.
Мечник Севрюк (родом был из Новгород-Северской земли, почему и прозвали «Севрюком»), прихрамывая, плелся за Дмитрием Александровичем и недовольно бурчал:
- Ну и пошто лезет? Так-то и башку потерять недолго. Сам через недельку обуздаю. А ныне нечего и лезть. Спаси и сохрани его, милостивый Господи!
На дворе стоял красные день. Большое, ласковое солнце освещало своим июльским радужным светом нарядные княжеские терема на Ярилиной горе. Тишь и благодать обуяла землю.
Два молодых, дюжих гридня, держась за узду, с трудом (Автандил упирался, брыкался, зло бил копытам) вывели из обширной деревянной конюшни непослушного жеребца.
- А может, мы сами как-нибудь, князь. Конь-то совсем дикий, - сторожко кашлянув в русую бородку, молвил один из гридней.
- Отродясь таких непокорных коней не видывал, - вторил другой гридень. - Волошке не удалось, так мы с Якушкой испытаем.
- Сам! - решительно молвил князь и добавил. - А теперь помолчите. Один я буду с конем изъясняться.
Дмитрий Александрович остановился напротив головы жеребца и в упор уставился в его фиолетовые глаза.
- Ну, здравствуй, Автандил, - спокойно начал разговор князь. - Привыкай к моему голосу. Ты хорошо послужил своему джигиту, а отныне мне будешь служить. Славно служить, Автандил. Без хозяина тебе никак нельзя. Ты будешь мне верным другом.
Сказав эти слова, Дмитрий Александрович неторопко обошел коня, а затем вставил ногу в стремя.
- Гридни, прочь от коня!
Гридни, с трепетом глянув на князя, отскочили в стороны, а Дмитрий Александрович легко и пружинисто взметнул свое сильное, упругое тело в седло.
Автандил взбунтовался. Он тотчас завис немыслимой свечой, взбрыкнул мощным крупом, но князь, с необычайным трудом, усидел в седле. Конь завис свечой в другой, в третий раз, но стальные шенкеля диктовали жеребцу неустрашимую волю человека.
Но Автандил не сдавался. Он помчал к теремам и вдруг с разбегу грянулся на передние ноги.
Гридни и дворовые люди, наблюдавшие за Дмитрием Александровичем, испуганно ахнули: всё, конец князю!
Но князь каким-то чудом, вцепившись сильными руками за поводья и, откинувшись всем телом назад, удержался в седле.
Автандил поднялся и застыл на месте. Удила порвали его черные большие губы в кровь. Дмитрий Александрович легким движением поводьев развернул коня и медленно поехал к конюшне. Автандил покорился!
- Слава князю! - грянул двор.
Дмитрий Александрович сошел с коня. Его лицо было довольным. Не зря он с одиннадцати лет занимался выучкой необъезженных коней из своих табунов. Не зря неоднократно падал и весь в синяках, шишках и кровоподтеках возвращался в терем. Зело же пригодилось укрощение строптивцев!
Автандил же и впрямь оказался превосходным конем. Вороной кабардинец отлично переносил летнюю жару и зимние морозы, долго мог терпеть без еды и питья, отлично рысил и переходил в стремительный галоп. Но главное, чему поражался Дмитрий Александрович - кабардинец был чрезвычайно надежен и умен. В любом месте оставь его без привязи - никуда не убежит, будет стоять и часами ждать своего хозяина. В учебных же ратных «потехах» Автандил был настолько послушен, что не отвлекался в самых жарких минутах, чутко улавливая нажатие колен князя и, поворачивая, куда нужно было всаднику.