Святая (СИ)

Путевку из рук самого председателя райкома комсомола приняла, с серьезнейшим лицом развернулась к залу, хотя на нее и зашикали - это не было предварительно оговорено, и твердо, отчетливо сказала, что рада, что своим пионерским трудом приближает время мировой победы коммунизма. Зал ответил сдержанными аплодисментами. Она гордо вздохнула, набрала побольше воздуха в грудь, и услышала, как сзади кто-то прошипел: "Это что вообще такое? Ее дело тихо поблагодарить и молча уйти! Что за самодеятельность?!" И тогда она громко-громко, как заклятие-оберег, выкрикнула то, что кричала уже много раз на парадных шествиях: "Спасибо товарищу Сталину за детство счастливое наше!" И с особым значением: "Вперед, к нашей полной победе!" Сзади, после небольшой паузы, раздалось злобное и фальшивое: "Ура, товарищи, равняйтесь все на Просю!"

Да, вот такое ей досталось имя - Прося. Евпраксия. Мать, темная душа, назвала ее по святцам старорежимным неудалым именем, которое так ей не подходило. Младшей сестре тоже досталось: Серафима, Симка те есть. Но все ж не Прося.

С матерью у Проси всегда было непонимание: ни праздников новых не любила, ни товарища Сталина. "Демон-страции - это же для демонов! Безбожники вы" - вот такую, по сути, вражескую, агитацию вела в своей семье. Но отец над мамашей смеялся, и Прося успокаивалась.

Отец - другое дело. И фамилия ей от него досталась хорошая, Шикарёва. Просе очень нравилась, редкая - не Иванова-Петрова-Сидорова. Отец был передовой, как и она, с удовольствием ходил на митинги и демонстрации, а по весне, в теплую погоду, с друзьями на субботники и воскресники. Дура-мать плакала и говорила, что он гуляет. Она долго не понимала, почему она плачет из-за того что отец гуляет, а потом узнала, что гулять - это не на улице играть, это то, чем нехорошие мужчины занимаются с нехорошими женщинами. Она никак не могла представить, что вот такое может к ее отцу какое-то отношение иметь. Обидно ей стало, и она чуть ли не в первый раз в жизни посочувствовала своей глупой матери. Нехорошо, конечно, что отец поддавался старорежимным гадостям. Но дела были взрослые, и Прося инстинктивно понимала, что незачем в них лезть.

Отец у нее очень красивый. Папа Семен, ее любимый папа Семен. Она была похожа на него и это ее радовало: значит она тоже будет красивой. Внешность у них была типичная для коми-пермяков: невысокие, но крепкие, с короткой шеей, коротковатыми ногами с большими ступнями. На южном Урале такая внешность часто встречается даже среди считающих себя исконно русскими.

В Артек Прося так и не поехала.

Война все перевернула.

Отец ушел на фронт в августе сорок первого. Как отца не хватало! Не было его защиты, не было дома его веселого смеха. Осталась одна забота. Прося как старшая должна была помогать матери - сестре всего семь лет было, поэтому приходилось и за себя и за нее по дому вкалывать. А еще нужно было учиться, нужно было помогать фронту. Как член совета дружины она организовывала вязание носков. Самой ей было некогда, она вместе с мальчишками упаковывала носки в коробки и уносила в военкомат. То есть, носили и упаковывали мальчишки, а она деловито считала носки и коробки, записывала цифры в тетрадь и бубнила доклады на совете дружины: "Носок 41 размера - 120 штук, носок 42 размера - 150..." Делала она это без прежнего энтузиазма - ушла праздничность пионерской жизни, торжественность построений, горящие глаза, весенние пионерские костры. Война. Голодно было. Но все равно, надеялась, что носки, может быть, дойдут до ее отца, и помогут ему, согреют. Он писал матери покаянные письма, извинялся, что раньше гулял. Тяжело ему было на войне.

Но и ей было нелегко. Однажды зимой сорок третьего, когда вьюги стали злыми-презлыми, она зашла в райком комсомола за очередной разнарядкой для дружины. А там ... раздавали картошку за помощь фронту. Раздачей командовал председатель райкома Фирсов, тот самый, который когда-то шикал на нее на сцене, а теперь выбил себе бронь как ценный работник тыла. Он было прикрикнул, чтоб она не мешала, не до нее, а потом вдруг смутился и сказал, чтобы Просе выделили три ведра картошки - по ведру на члена семьи. Мешок с тремя ведрами оказался для Проси непосильным - ослабела, еды было мало, хозяйство на ее с матерью плечах зачахло, от сестры помощи не дождешься, мать зарабатывала мало, да и в магазинах пусто - все на фронт отправляли. Сбегала за саночками, погрузила картошку, везла и радовалась, какая она молодец. Какая она молодец, как она старалась для победы. Как много она сделала для фронта, сколько носок туда отправила. И может папа ее воюет в Просиных носках. Она замерла от восторга, подняла голову и тихо, но с напором, сказала в уже темно-синее небо: "За Родину! За Победу! За Сталина!" Кому она это сказала? Непонятно. Самой войне, притихшему и продрогшему миру? Наверное. Знайте, мол, я, Прося, за Победу, и, значит, никуда она не денется, победим!