Святая Царская семья

Солдатский комитет без объяснения причин теперь то разрешал посещать храм Царской семье, то запрещал. Татьяна Николаевна писала А.А. Вырубовой: «По воскресеньям, когда пускают ходить в ближайшую церковь Благовещения, в 8 час. утра, идем пешком через городской сад, кругом, конечно, стоят солдаты-стрелки, приехавшие с нами. Обедню служат для нас отдельно в прав. приделе, а для всех – потом. По праздникам, к сожалению, приходится иметь дома молебен или обедницу; например, 6-го декабря пришлось быть дома. Грустно было в такой большой праздник не быть в церкви, но что же, не всегда можно делать, что хочешь, правда. Надеюсь, что ты можешь много ходить в церковь, если здоровье не мешает».

В Рождество в гостиной для царских детей установили елку, большую, красивую. Татьяна Николаевна написала своему учителю П.В. Петрову, что елка «пахла божественно. Я не помню такого сильного аромата больше нигде». С каждым днем жизнь Царской семьи под арестом становилась все сложнее. Солдатский комитет постоянно вводил множество новых ограничений, убирая из охраны любого, кого можно было заподозрить в лояльности к арестованным.

Когда Государя, цесаревича и всех офицеров свиты заставили снять погоны и награды, Татьяна Николаевна, остро переживая эту ситуацию, писала 11 января 1918 года М.С. Хитрово об этом событии так: «Как грустно и неприятно видеть теперь солдат без погон, и нашим стрелкам тоже пришлось снять. Так было приятно раньше видеть разницу между нашим и здешним гарнизонами. Наши – чистые, с малиновыми погонами, крестами, а теперь и это сняли. Нашивки тоже. Но кресты, к счастью, еще носят. Вот подумать, проливал человек свою кровь за Родину, за это получал награду, за хорошую службу получал чин, а теперь что же? Те, кто служил много лет, их сравняли с молодыми, которые даже не были на войне. Так больно и грустно все, что делают с нашей бедной Родиной, но одна надежда, что Бог так не оставит и вразумит безумцев».

Татьяна Николаевна из-за того, что все письма проверял комендант, не могла подробно рассказывать о горестях, которые приходилось переносить. Лишь изредка прорывалась печаль в отдельных фразах. Так, 22 января 1918 года в письме она жалуется А.А. Вырубовой: «Бывает много грустного». За этими скупыми словами крылись ежедневные притеснения и унижения, которые приходилось терпеть Царской семье.

И все же великая княжна с ее врожденным оптимизмом и в трудной жизни в Тобольске находила положительные стороны: «В нашем городке все спокойно. Хорошо находиться так далеко от железной дороги и крупных городов, жить там, где нет никаких автомобилей и только лошади». К зиме волосы у Татьяны Николаевны отросли. Волнения и печали, а также скромное питание привели к тому, что цесаревна, и так стройная, похудела еще больше. Александра Федоровна писала подруге: «Ольга и Татьяна обе худые, но у них волосы растут красиво, так что они могут ходить без косынок».

Все осталось в прошлом – роскошные наряды, украшения, красивые вещи. Татьяна Николаевна, как и все ее сестры, в стылом доме ходила не только в теплых кофтах, но порой в верхней одежде. А в самые холодные дни цесаревнам приходилось надевать валенки. Повседневная одежда, так как ее взяли с собой немного, быстро износилась. В одном из писем государыня сокрушалась, что «у девочек нижнее белье все в лохмотьях».

В январе 1918 года, по словам императрицы, все газеты начали «писать глупости о Татьяне». Большевистская пресса вдруг стала бурно обсуждать «новость» о том, что великая княжна Татьяна Николаевна «бежала из-под ареста». Кто придумал эту утку, так и осталось неизвестным, но журналисты долго раздували выдумку, обсуждая несуществующие детали побега. Уверяли, что цесаревна переоделась в мужской костюм и бежала в Англию.

В повседневную, скучную жизнь Царской семьи немного радости внесла идея создания домашнего театра. Репетиции начались в конце ноября 1917 года. Тогда же приступили к созданию декораций и костюмов, что заняло достаточно много времени. Первый спектакль состоялся 6 декабря 1917 года в честь именин Государя, в этот день в дневнике он записал, что «было очень весело». Комедия в одном акте Мориса Эннекена «Флюиды Джона» стала подарком отцу от детей к его именинам. Александра Федоровна тоже похвалила постановку, отметила в своем дневнике, что «играли очень хорошо и забавно». Веселая пьеса создала у всех по-настоящему праздничное настроение.

В конце 1917-го и в начале 1918 года в гостиной бывшего губернаторского дома прошли премьеры нескольких пьес, которые имели у зрителей (незанятых в спектакле членов Царской семьи, приближенных, прислуги, их родственников) неизменный успех. В основном это были пьесы на французском и английском языках, на этом настаивали учителя Пьер Жильяр и Чарлз Гиббс. Они считали, что их ученикам полезно тренироваться в иностранных языках. На русском языке играли только водевили Чехова, которые пользовались большим успехом.