Святая вода

– Беда настигает человека неожиданно, – начал врач. – Спасённая нами женщина сейчас находится пока в реанимационном отделении и, к сожалению, не может рассказать, что заставило её выйти на лёд, как она провалилась. Ребята из вашего класса, Дима и Вася, увидев её, не испугались, как это часто бывает с детишками, а сразу же, не теряя времени, побежали к директору школы. Они помнили, что только у него есть телефон, с которого можно вызвать скорую помощь. Больше в школе ни у кого телефона нет. Чаще всего мы не знаем, когда утонул человек, и сколько времени он пробыл в ледяной воде. Поэтому, делать искусственное дыхание и пытаться запустить сердце следует долго. Очень долго. Даже, если вы совсем выбились из сил, пусть вам поможет хотя бы случайный прохожий. Ребята, я вам сейчас скажу несколько удивительных цифр, а вы постарайтесь запомнить их: если человек захлебнулся в ледяной воде и пробыл в ней два часа, то вероятность оживить его составляет чуть более пятидесяти процентов. Может быть, вы не очень разбираетесь пока в процентах, тогда я скажу по-другому. Так вот, иными словами, если в такое положение попало сто человек, то спасти можно более пятидесяти человек. Если же, к примеру, человек пробыл в ледяной воде двенадцать часов, то вероятность оживить его составляет десять процентов. Кто из вас скажет, сколько это, если в беду, допустим, попали сто человек?

– Десять, – дружно ответил класс.

– Правильно, молодцы, – похвалил доктор. – Известен случай, когда врачам удалось оживить человека, который был подо льдом двадцать четыре часа. Давайте, ребята, дружно поблагодарим Диму и Васю за то, что они спасли человека!

– Спасибо! – хором сказал класс…

– Видимо, эмоции тогда у меня перехлёстывали через край, раз я запомнил эти цифры на всю жизнь, – задумчиво произнёс Ракитский. – А вообще-то, если покопаться в прошлом, то этот случай из школьных лет, пожалуй, не единственный в моей жизни, произошедший со мною тринадцатого числа. Только теперь в феврале …

* * *

Так уж сложилось, что в природной полосе московского региона после ноябрьской и декабрьской темени и брожения атмосферы, обычно в конце января – начале февраля вместе с морозами появляется солнце. Не удивительно, что вся летающая братия, заждавшись хорошей погоды, начинает нетерпеливо потирать руки в предвкушении полётов.

Так же было всё и на площадке, приспособленной под небольшой аэродром, рядом с домом Ракитского. В свою очередь, дом Ракитского располагался на берегу Москвы-реки, и Москва-река отделяла его от Бронниц.

Вдоль реки торчали вышки высоковольтной линии электропередачи, поэтому, чтобы зайти и сесть на аэродром этим курсом, требовалось «поднырнуть» под провода, перелететь реку, и постаравшись не уткнуться колёсами в обрывистый глинистый бережок высотой около метра, не далее, чем через несколько метров коснуться взлётной полосы. Столь суровые условия посадки бескомпромиссно диктовались тем, что короткая взлётная полоса другим своим торцом упиралась в насыпь автомобильной дороги.

Немудрено, что хозяин, пилотировавший самолёт-амфибию, вынужден был во избежание ещё больших неприятностей крепко «приложить» её на посадке, в результате чего от амфибии отлетела, прихватив за собой внушительный кусок борта, левая стойка шасси.

Самолёт некоторое время лежал, поджидая ремонта, рядом с сараем, пока, наконец, удалось договориться с ребятами из Хотьково. Они, как высококлассные специалисты, восстановили стеклопластиковый борт и поставили на место стойку.

Самолёт поставили на лыжи и теперь по традиции, принятой в авиации, его следовало «облетать».

– Дмитрий Александрович, может, слетаешь? – ходил за Ракитским хозяин самолёта, прекрасно зная, что Ракитский скоро сдастся, раз запросто ввязывается в такие мероприятия.

– Ну, что ж, готовь самолёт, я пойду, переоденусь, а то замёрзну. Там, – Ракитский показал вверх, – ещё холоднее. Да и парашют возьму, пожалуй.

– У меня на самолёте полёт с парашютом не предусмотрен. Там с парашютом в кресло не сядешь. Они такие, как в легковом автомобиле.

– Ничего, парашют небольшой, крепится на спине. Я с ним на планёрах летаю, – пояснил Ракитский.

Но как ни пытался Ракитский устроиться на сиденьи с парашютом за спиной, у него ничего не получалось. Парашют мешал, и Ракитский снял его и положил на снег рядом с лыжей самолёта.

– Вообще-то, на самолёте должна стоять спассистема, но на неё пока нет денег, – оправдывался хозяин.

На взлёте, едва самолёт миновал кольцевую автодорогу, правый двигатель неожиданно заглох, и самолёт в такой конфигурации, как это бывает при парашютировании, «посыпался» на трубу котельной. Ракитскому сразу же стало, мягко скажем, не холодно и где-то там, ниже пояса, возникло ощущение, что он вот-вот нанижется на эту трубу, как на шампур.