Карл.
Вряд ли они поторопились бы тебя оживлять. Но они постановили воздвигнуть на том месте, где был твой костер, красивый крест, в знак вечной памяти и спасения твоей души.Жанна.
Память и душа делают крест святым, а не крест освящает память и душу.Карл.
Опять ты со своим самомнением! Ничуть не переменилась. Могла бы сказать мне спасибо за то, что я восстановил наконец справедливость.Кошон
Карл.
Вот благодарю вас!Жанна.
Уж не Пьер ли это Кошон? Как ты поживаешь? Здорово тебе везло с тех пор, как ты меня сжег?Кошон.
Нет справедливости на земле.Жанна.
Все еще мечтаешь о справедливости? Погляди, что твоя справедливость сделала со мной. Но ты-то жив или помер?Кошон.
Умер. Обесчещен. Меня преследовали и в могиле. Посмертно отлучили от церкви, выкопали мой труп и бросили в яму.Жанна.
Твой труп не страдал от лопаты так, как страдало мое живое тело от огня.Кошон.
Но то, что они сделали со мной, наносит удар авторитету правосудия разрушает веру, подрывает устои церкви. Когда невинных убивают именем закона и причиненное им зло пытаются исправить клеветой на прямодушных, тогда земная твердь под ногами у людей и духов превращается в трясину…Жанна.
Ладно, Пьер, надеюсь, что люди станут лучше, вспоминая обо мне. А они, может, и не запомнили бы меня, если бы ты меня не сжег.Кошон.
Но они будут помнить не только о тебе, но и обо мне. Во мне они будут видеть, как зло торжествует над добром, ложь над правдой, жестокость над милосердием. Мужество будет пробуждаться при мысли о тебе и никнуть при мысли обо мне. Но, видит Бог, я делал то, что считал нужным, и не мог поступить иначе.Карл
Жанна.
Ты, Карлуша, и в самом деле король? Разве англичане ушли?Дюнуа
Жанна.
Благодарение Богу! Теперь моя прекрасная Франция стала райской землей. Расскажи мне, как ты сражался, Жак. Ты вел в бой войска? До последнего вздоха?Дюнуа.
Я не умер. Тело мое почивает мирным сном в моей постели, но дух мой с тобой.Жанна.
Но ты дрался по-моему, Жак? Рискуя жизнью и смертью, с сердцем, полным душевного подъема, хоть и смиренным, и лишенным всякой злобы, с одною мыслью о Франции свободной и французах счастливых… Ты воевал по-моему, Жак?Дюнуа.
Я воевал как мог, чтобы победить. Но победа приходила, когда я воевал по-твоему, Жанна. Ты была права, девочка. Может, я не должен был позволять попам тебя сжечь, но я был так занят войной и не хотел лезть в церковные свары. Да и кому было бы легче, если бы нас сожгли обоих?Кошон.
Ну да, вините во всем священников. Меня уже не тронут ваши похвалы и порицания, и потому говорю вам, что мир спасут не священники и не солдаты, а Господь и Его святые. Воинствующая церковь послала эту женщину на костер, но пламя ее костра обратилось в сияние церкви торжествующей.Дюнуа.
Какой бездарный трубадур научил тебя этой дурацкой песне?Солдат.
И вовсе не трубадур. Мы сами сочинили ее на ходу. Мы не благородные господа и не трубадуры. Наша песня, можно сказать, народная, она от сердца. Смысла чуть, а шагать помогает. Слуга покорный, господа и дамы. Кто тут поминал святого?Жанна.
А ты разве святой?Солдат.
Да, госпожа, прямехонько из ада.Дюнуа.
Святой в аду?Солдат.
Да, ваше превосходительство. Меня отпускают на день в отпуск. Каждый год. Награда за доброе дело, которое я совершил.