Святая Жанна

Кошон. Негодяй! Неужели за всю свою жизнь ты совершил только одно-единственное доброе дело?

Солдат. Право, не знаю, не считал. Но это дело мне зачли.

Карл. Какое же именно?

Солдат. Да ерунда, сущая ерунда, вы даже не поверите…

Жанна(прерывает его, подходя к кровати, на которую она усаживается рядом с Карлом). Он связал две палочки и дал их одной бедной девушке, которую собирались сжечь.

Солдат. Верно. Кто тебе это сказал?

Жанна. Неважно. А ты бы ее узнал, если бы встретил снова?

Солдат. Вот уж нет. На свете столько девчонок! И все они хотят, чтобы их помнили. Но эта была, наверно, очень славная девушка, не зря ведь меня пускают за нее каждый год в отпуск. И вот ровно до двенадцати часов ночи я – святой, к вашим услугам, благородные дамы и господа.

Карл. А после двенадцати?

Солдат. После двенадцати мне надо назад, туда, где держат таких, как я.

Жанна(поднимаясь). Назад! Тебе, тому, кто дал девушке крест?

Солдат(извиняясь за слабость, недостойную солдата). Она меня попросила. А они собирались ее сжечь. Что ж, разве у нее было меньше прав на крест, чем у них? Ведь похороны-то были ее, а не их. Что ж я сделал плохого?

Жанна. Я тебя не упрекаю. Мне просто невтерпеж думать о том, как тебя мучают.

Солдат(весело). Да разве это муки, барышня? Нам бывало и хуже.

Карл. Как? Хуже, чем в аду?

Солдат. Пятнадцать лет войны с французами. Это вам похуже, чем ад. (Жанна, воздев руки у изображения Божьей Матери, прячется от зрелища человеческого горя.) Теперь мне ничего, подходяще. А раньше отпускной день тянулся как дождливое воскресенье. Потом вроде как привык.

Карл. А как там у вас в аду?

Солдат. Да ничего, вам даже понравится. Весело. Словно ты всегда пьян, а пить не надо и деньги целы. И компания высший сорт – разные там императоры, папы, короли… Дразнят меня – зачем я дал этой молоденькой бабочке крест, да мне что? Я за словом в карман не полезу: ежели бы она, – говорю я им, – не имела больше прав на этот самый крест, чем вы, быть бы ей с вами в аду! Что на это скажешь? Они только глазами хлопают да зубами скрипят от злости – мода у нас в аду такая… Эй, кто там у вас стучится?

Все прислушиваются. Слышен негромкий, но настойчивый стук.

Карл. Войдите.

Дверь отворяется, и входит старенький священник, седой, сгорбленный, с глуповатой, беззлобной улыбкой. Шаркая, он мелкими шажками подходит к Жанне.

Пришелец. Простите меня, добрые господа и дамы. Не обращайте на меня внимания, прошу вас. Я всего-навсего бедный английский приходской священник. Прежде, правда, я был капелланом. У самого кардинала, лорда Винчестера. Разрешите представиться: Джон Стогамбер, к вашим услугам. (Оглядывает их всех вопросительно.) Вы что-то сказали? К несчастью, я туговат на ухо. И временами – как бы это выразиться? – немного не в своем уме. Но ведь деревня у нас маленькая, живет в ней немного народа, и всё люди простые.

Жанна. Бедный старый Джон! До чего ты дошел.

Капеллан. Я своим говорю: будьте осторожней. Говорю: когда увидите глазами то, о чем думаете, думать станете по-другому. Вас это потрясет. Сильно потрясет. А они отвечают: «Да, батюшка, мы знаем, что ты добрый человек, мухи не обидишь». Меня это очень утешает, ведь я по натуре совсем не жесток.

Солдат. А кто сказал, что ты жестокий?

Капеллан. Видите ли, когда-то я совершил очень жестокий поступок, ведь я не знал тогда, что такое жестокость. Не видел ее воочию, понимаете? Все дело в том, чтобы увидеть жестокость своими глазами.

Кошон. Разве страданий Господа нашего Иисуса Христа для вас было мало?

Капеллан. Что вы, что вы! Конечно, мало. Я их видел на картинке, читал о них в книжках, разве этого достаточно! Меня спас не Христос, а одна молодая женщина, которую на моих глазах сожгли дотла. Ах, как это было ужасно, просто ужасно. Но меня это спасло. С тех пор я стал другим человеком, хотя немножко и не в себе.

Кошон. Неужели же Христос должен в муках погибать каждые сто лет, чтобы спасать души тех, у кого нет воображения?

Жанна. Что ж, если я спасла не только его, но и всех тех, к кому он был бы жесток, если бы не был жесток ко мне, значит, меня сожгли не напрасно.

Капеллан. Причем тут вы? Глаза мои ослабели, я не могу различить ваши черты, но вы совсем не та – ведь ее превратили в пепел. Она почила вечным сном, умерла, уснула, умерла…