Святая Жанна

Жанна(с невозмутимым благодушием). Зачем же? Господь милостив, а святая Екатерина и святая Маргарита, которые беседуют со мной чуть не каждый день (у Роберта от удивления отвисает челюсть) тоже замолвят за вас словечко… Вы непременно попадете в рай, и ваше имя останется в веках, как имя первого моего пособника.

Роберт(управителю, еще расстроенный, но уже меняя тон). Она говорит правду насчет господина де Пуленгея?

Управитель(услужливо). Правду, чистую правду, и насчет господина де Метца тоже. Оба они желают с ней ехать.

Роберт(задумавшись). Та-а-ак… (Подходит к окну и кричит во двор.) Эй! Вы там! Пошлите ко мне господина де Пуленгея! (Оборачивается к Жанне.) Ступай и обожди во дворе.

Жанна(радостно улыбаясь). Слушаюсь, начальник. (Выходит.)

Роберт(управителю). Ступай за ней и ты, безмозглый дурак! Не уходи далеко, жди, пока тебя кликнут, и не спускай с нее глаз. Я ее опять позову.

Управитель. Ради бога, сделайте это, сеньор. Подумайте о ваших курах – ведь это лучшие несушки во всей Шампани…

Роберт. А ты подумай о моем сапоге и убери от него подальше свою задницу…

Управитель поспешно ретируется и сталкивается в дверях с Бертраном де Пуленгеем – малокровным французом лет 36, на службе у начальника военной полиции. Он мечтателен, рассеян, редко пускается в разговоры, если его ни о чем не спрашивают, да и тогда отвечает нехотя и не сразу, – словом, это – полнейшая противоположность самонадеянному, крикливому, по виду деятельному, а по существу безвольному Роберту. Управитель, уступив ему дорогу, скрывается за дверью. Пуленгей отдает честь и стоит, ожидая приказаний.

Роберт(приветливо). Я тебя звал не по делам службы, Полли, а по делам дружбы. Садись. (Зацепив ногой под столом табурет, толкает его к собеседнику.)

Пуленгей с облегчением входит в комнату, ставит табурет между окном и столом и меланхолически усаживается.

Роберт, присев на край стола, завязывает дружескую беседу.

Роберт. Послушай, Полли. Мне надо поговорить с тобой по-отечески. (Пуленгей поднимает на него глаза, но не произносит ни слова.) Речь идет об этой самой девице, которой ты, кажется, интересуешься… Я ее видел. И даже с ней говорил. Во-первых, она сумасшедшая. Но это не важно. Во-вторых, совсем она не крестьянка. Она – городская. А это плохо. Знаю я их породу: отец ее приезжал сюда в прошлом году депутатом от своей деревни для участия в какой-то тяжбе. Он там у них фигура. Не какой-нибудь батрак. Или механик. У такого обычно двоюродный брат – судейский или священник. Властям от них приходится солоно. Тебе, небось, кажется, что ты можешь заморочить девчонке голову, будто везешь ее к дофину, ищи ее потом! Но если ты ее испортишь, мне не обобраться хлопот! Дружба дружбой, Полли, но ты ее не тронь!

Пуленгей(медленно). Я скорее решился бы тронуть Святую Деву.

Роберт(слезая со стола). Но она утверждает, что ты, Дик и Жак обещались с ней куда-то поехать. Надеюсь, ты не станешь меня уверять, будто принял всерьез ее бредни насчет дофина?

Пуленгей(медленно). В ней что-то есть. Наша солдатня, ты знаешь, не больше церемонится в выражениях, да и в мыслях у них святости маловато… Но ни разу никто и виду не подал, что она женщина. В ее присутствии теперь даже не ругаются. В ней что-то есть. Ей-богу, есть.

Роберт. Помилуй, Полли! Возьми себя в руки. У тебя и раньше не хватало здравого смысла, но это уж слишком! (Отходит от него с отвращением.)