Святитель Игнатий – Богоносец Российский

Как будто сказал ему кто: “вот! – солнце всецело изображается в каждой смиренной, но чистой капле росы: так и Христос, в каждой христианской православной церкви, всецело присутствует и предлагается на священной трапезе. Он сообщает свет и жизнь причастникам Своим, которые, приобщившись Божественному Свету и Животу, сами делаются светом и жизнию: так капли росы, приняв в себя лучи солнца, начинают сами испускать лучи, подобные лучам солнечным”». Почти заканчивая слово, священно-архимандрит Игнатий пишет: «Разделяя с ближним пользу и назидание, теперь, после многих лет, изображаю его словом и пером»[59].

Это произведение напоминает первые литературные опыты послушника Димитрия в Александро-Свирском монастыре и Площанской пустыни и вместе с тем показывает, как внутренняя жизнь подвижника Христова была всеобъемлюща, как она захватывала его, сообщая озарения в зрении духовных таин от одного внимательного созерцания природы Божией! Чистого созерцания! И это есть одна из особенностей творчества Святителя. Подобны приведенной и его статьи «Кладбище»[60], «Житейское море»[61] и многие другие.

Уступают им по числу те произведения Святителя, где он говорит о подлинном «молитвенном действии», о том подлинно духовном состоянии, которое не связано даже с созерцанием природы Божией. Как в своем жизнеописании он любил относить эти состояния на счет некоторых иноков-подвижников, так и в статьях этого характера Святитель делает примечания, чтобы утаить подлинность происшедшего с ним. Мы разумеем его слово «Странник»[62], которое сразу, без всяких предисловий начинается с беседы, с вопрошания Бога душою человека. «Откуда Ты шествуешь? Где Твое обычное селение? Где Ты был доселе? Почто доселе оставлял меня в одиночестве, в сиротстве, в нищете, в смерти ужасной?». Такими вопрошаниями начинается это необычное слово Святителя. «Ты приходишь!.. <…> Неожиданно являешься в душе, Невидимый и Непостижимый! являешься с несказанною тихостию и тонкостию, вместе с властию и силою Творца, потому что изменяешь всего человека: изменяешь, претворяешь, воссозидаешь, обновляешь и ум, и сердце, и тело!».

Так детально, пространно изъясняет подвижник происшедшее с ним великое Благодеяние, и не сокращает, не ограничивает описания невещественных явлений! Статья эта по объему значительно более тех, где берутся образы внешней природы, и от зрения их продолжается богословствование. Статья эта – вся из невещественных, чисто-духовных ощущений и по высоте своей может быть сравнима лишь с аналогичными писаниями преподобного Исаака Сирина. И так же, как последний, по любви к братии, святитель Игнатий не предал молчанию совершившегося с ним чуда, дабы люди знали о свойствах подлинно духовных подкреплений, которые во время и время посылаются подвизающемуся Владыкой всяческих.

«Как назову Тебя? Как скажу о Тебе братии моей? Как передам им имя Странника, уклонившегося под кров души моей?..» – продолжает вопрошать посещенный Благодатью. «Как же назову витающего у меня, витающего во мне Странника? Как назову чудного Гостя, пришедшего утешить меня в моем изгнании?..» – дальше и дальше вопрошает этот посещенный. «Он не имеет никакого образа, ни вида, ничего в Нем нет чувственного», – вопиет душа человека. – «Откуда Он пришел, как во мне явился – не знаю. Явившись, Он пребывает невидимым, вполне непостижимым. <…> Очи мои смотрят, и не смотрят, – видят, и не видят; уши слышат, и не слышат; все члены мои упоены, – и я шатаюсь на ногах моих…», – продолжает посещенный и опять вопрошает: «Как же назвать самое действие? – Оно примиряет, соединяет человека с самим собою, а потом с Богом: невозможно не узнать в этом действии веяния благодатного мира Божия…»

Наконец, Странник скрывается «так же незаметно, как незаметно приходит и является». Однако «…Он оставляет во всем существе… воню бессмертия, невещественную… воню духовную, живительную, ощущаемую новым ощущением… Оживляемый, питаемый этим благоуханием, – кончает строки своего исповедания святитель Игнатий, – пишу и сказую слово жизни братии моей»[63].

Здесь же в Сергиевой пустыни святитель Игнатий писал и свое знаменитое «Слово о смерти»[64]. Если в «Аскетических опытах» он касался различных сторон нравственного богословия, то в «Слове о смерти», идя от опыта внутренней жизни, епископ Игнатий становится изъяснителем богословия догматического. Разобранный им вопрос о существе сотворенных духов и человеческой души, о чувственном и духовном их видении не теряет своего значения до последних дней и составляет предмет пристального изучения богословов. В данном очерке мы не можем достаточно подробно и вдумчиво анализировать это значительное произведение Святителя. Можно сказать только одно: опирающееся на опыт духовной жизни мнение епископа Игнатия о Боге, душе и сотворенных духах находит свое признание.