Читаем Святитель Игнатий - Богоносец Российский полностью

Как будто сказал ему кто: “вот! — солнце всецело изображается в каждой смиренной, но чистой капле росы: так и Христос, в каждой христианской православной церкви, всецело присутствует и предлагается на священной трапезе. Он сообщает свет и жизнь причастникам Своим, которые, приобщившись Божественному Свету и Животу, сами делаются светом и жизнию: так капли росы, приняв в себя лучи солнца, начинают сами испускать лучи, подобные лучам солнечным”». Почти заканчивая слово, священно-архимандрит Игнатий пишет: «Разделяя с ближним пользу и назидание, теперь, после многих лет, изображаю его словом и пером»[56].

Это произведение напоминает первые литературные опыты послушника Димитрия в Александро-Свирском монастыре и Площанской пустыни и вместе с тем показывает, как внутренняя жизнь подвижника Христова была всеобъемлюща, как она захватывала его, сообщая озарения в зрении духовных таин от одного внимательного созерцания природы Божией! Чистого созерцания! И это есть одна из особенностей творчества Святителя. Подобны приведенной и его статьи «Кладбище»[57], «Житейское море»[58] и многие другие.

Уступают им по числу те произведения Святителя, где он говорит о подлинном «молитвенном действии», о том подлинно духовном состоянии, которое не связано даже с созерцанием природы Божией. Как в своем жизнеописании он любил относить эти состояния на счет некоторых иноков-подвижников, так и в статьях этого характера Святитель делает примечания, чтобы утаить подлинность происшедшего с ним. Мы разумеем его слово «Странник»[59], которое сразу, без всяких предисловий начинается с беседы, с вопрошания Бога душою человека. «Откуда Ты шествуешь? Где Твое обычное селение? Где Ты был доселе? Почто доселе оставлял меня в одиночестве, в сиротстве, в нищете, в смерти ужасной?». Такими вопрошаниями начинается это необычное слово Святителя. «Ты приходишь!.. <...> Неожиданно являешься в душе, Невидимый и Непостижимый! являешься с несказанною тихостию и тонкостию, вместе с властию и силою Творца, потому что изменяешь всего человека: изменяешь, претворяешь, воссозидаешь, обновляешь и ум, и сердце, и тело!».

Так детально, пространно изъясняет подвижник происшедшее с ним великое Благодеяние, и не сокращает, не ограничивает описания невещественных явлений! Статья эта по объему значительно более тех, где берутся образы внешней природы, и от зрения их продолжается богословствование. Статья эта — вся из невещественных, чисто-духовных ощущений и по высоте своей может быть сравнима лишь с аналогичными писаниями преподобного Исаака Сирина. И так же, как последний, по любви к братии, святитель Игнатий не предал молчанию совершившегося с ним чуда, дабы люди знали о свойствах подлинно духовных подкреплений, которые во время и время посылаются подвизающемуся Владыкой всяческих.

«Как назову Тебя? Как скажу о Тебе братии моей? Как передам им имя Странника, уклонившегося под кров души моей?..» — продолжает вопрошать посещенный Благодатью. «Как же назову витающего у меня, витающего во мне Странника? Как назову чудного Гостя, пришедшего утешить меня в моем изгнании?..» — дальше и дальше вопрошает этот посещенный. «Он не имеет никакого образа, ни вида, ничего в Нем нет чувственного»,— вопиет душа человека.— «Откуда Он пришел, как во мне явился — не знаю. Явившись, Он пребывает невидимым, вполне непостижимым. <...> Очи мои смотрят, и не смотрят,— видят, и не видят; уши слышат, и не слышат; все члены мои упоены,— и я шатаюсь на ногах моих...»,— продолжает посещенный и опять вопрошает: «Как же назвать самое действие? — Оно примиряет, соединяет человека с самим собою, а потом с Богом: невозможно не узнать в этом действии веяния благодатного мира Божия...»

Наконец, Странник скрывается «так же незаметно, как незаметно приходит и является». Однако «...Он оставляет во всем существе... воню бессмертия, невещественную... воню духовную, живительную, ощущаемую новым ощущением... Оживляемый, питаемый этим благоуханием,— кончает строки своего исповедания святитель Игнатий,— пишу и сказую слово жизни братии моей»[60].

Здесь же в Сергиевой пустыни святитель Игнатий писал и свое знаменитое «Слово о смерти»[61]. Если в «Аскетических опытах» он касался различных сторон нравственного богословия, то в «Слове о смерти», идя от опыта внутренней жизни, епископ Игнатий становится изъяснителем богословия догматического. Разобранный им вопрос о существе сотворенных духов и человеческой души, о чувственном и духовном их видении не теряет своего значения до последних дней и составляет предмет пристального изучения богословов. В данном очерке мы не можем достаточно подробно и вдумчиво анализировать это значительное произведение Святителя. Можно сказать только одно: опирающееся на опыт духовной жизни мнение епископа Игнатия о Боге, душе и сотворенных духах находит свое признание.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Иисус Неизвестный
Иисус Неизвестный

Дмитрий Мережковский вошел в литературу как поэт и переводчик, пробовал себя как критик и драматург, огромную популярность снискали его трилогия «Христос и Антихрист», исследования «Лев Толстой и Достоевский» и «Гоголь и черт» (1906). Но всю жизнь он находился в поисках той окончательной формы, в которую можно было бы облечь собственные философские идеи. Мережковский был убежден, что Евангелие не было правильно прочитано и Иисус не был понят, что за Ветхим и Новым Заветом человечество ждет Третий Завет, Царство Духа. Он искал в мировой и русской истории, творчестве русских писателей подтверждение тому, что это новое Царство грядет, что будущее подает нынешнему свои знаки о будущем Конце и преображении. И если взглянуть на творческий путь писателя, видно, что он весь устремлен к книге «Иисус Неизвестный», должен был ею завершиться, стать той вершиной, к которой он шел долго и упорно.

Дмитрий Сергеевич Мережковский

Философия / Религия, религиозная литература / Религия / Эзотерика / Образование и наука
Мифы и предания славян
Мифы и предания славян

Славяне чтили богов жизни и смерти, плодородия и небесных светил, огня, неба и войны; они верили, что духи живут повсюду, и приносили им кровавые и бескровные жертвы.К сожалению, славянская мифология зародилась в те времена, когда письменности еще не было, и никогда не была записана. Но кое-что удается восстановить по древним свидетельствам, устному народному творчеству, обрядам и народным верованиям.Славянская мифология всеобъемлюща – это не религия или эпос, это образ жизни. Она находит воплощение даже в быту – будь то обряды, ритуалы, культы или земледельческий календарь. Даже сейчас верования наших предков продолжают жить в образах, символике, ритуалах и в самом языке.Для широкого круга читателей.

Владислав Владимирович Артемов

Культурология / История / Религия, религиозная литература / Языкознание / Образование и наука