Святитель Иоанн Шанхайский и Сан-Францисский Владыка Иоанн – святитель Русского Зарубежья

С 1927 по 1934 год иеромонах Иоанн преподавал на юге Югославии, в семинарии святого апостола Иоанна Богослова в Битоле, где в те годы насчитывалось от четырехсот до пятисот студентов, по большей части сербов, а также албанцев, русских и чехов. Это был важный этап его жизни, о котором у нас есть любопытные свидетельства.

В те годы Битольская епархия находилась под управлением епископа Охридского Николая (Велимировича; † 1956). По праву прозванный сербским Златоустом, он был выдающимся проповедником, поэтом, богословом и, наряду с архимандритом Иустином Поповичем († 1979), одним из отцов духовного возрождения Сербии. Он очень любил юного иеромонаха Иоанна и часто повторял: «Если вы хотите увидеть живого святого, поезжайте в Битолу, к отцу Иоанну»38. В брошюре, озаглавленной «Продавец белградских газет – епископ в Китае», есть рассказ о том, как владыка Николай ответил одной девочке, которая спрашивала, почему в наши времена нет святых: «Да нет же, есть, моя девочка!»– и прибавил, говоря об аскетизме будущего епископа: «Сегодня имя отца Иоанна произносится в Битоле, как имя Ангела Господня»39. Биограф архимандрита Иустина Поповича, владыка Афанасий (Иевтич), нынешний епископ Герцеговинский, напишет: «Отец Иустин был связан узами дружбы и любви во Христе с выдающейся личностью нашего времени: когда он преподавал в Битоле, он был коллегой и собратом святого человека, иеромонаха Иоанна Максимовича, в дальнейшем – епископа Шанхайского, который окончил свою богоугодную жизнь, полную молитвы и рвения, в Сан-Франциско, еще при жизни прославившись обилием божественных даров»40. В гостиной отца Иустина, где он принимал посетителей, на видном месте висела фотография, свидетельствовавшая об этой дружбе. Но... предоставим слово отцу Урошу Максимовичу, когда-то учившемуся в Битольской семинарии:

«С появлением нового учителя у студентов всегда возникают вопросы: “Каким он будет? Строгим или добрым?” и т.д. Возможно, подобные вопросы появились и с приходом отца Иоанна. Он, однако, собственным примером очень скоро на них ответил: самым строгим он был по отношению к себе. Как велики были его ежедневные труды в молитве и поклонах, знает один Бог, а мы могли лишь частично видеть и ощущать это. Епископ Охридский Николай (Велимирович) часто посещал семинарию, беседовал с учителями и студентами. Для нас его встреча с отцом Иоанном была более чем впечатляющей. Поклонившись друг другу, они начали необычайно сердечный разговор. Как-то перед уходом епископ Николай обратился к небольшой группе студентов (я был среди них) со словами: “Дети, внимайте отцу Иоанну; он Ангел Божий в человеческом обличье”. Мы и сами убеждались в справедливости этих слов. Его жизнь действительно была ангельской. Справедливо было бы сказать, что он больше принадлежал Небу, нежели земле. Его кротость и смирение напоминают те, что увековечены в житиях величайших аскетов и пустынников. Пищу он принимал в количестве, необходимом лишь для поддержания телесных сил. Одежда его была простой, а в постели он вообще не нуждался. Комната его была в полуподвальном помещении, с одним незанавешенным окном, выходившим во внутренний двор. В комнате стоял простой стол со стулом да кровать, на которую он никогда не ложился. На столе всегда лежало Святое Евангелие, а на полке стояли богослужебные книги. И больше ничего. В любое время ночи его можно было застать читающим Библию, потому что в законе Господни воля его, и в законе Его поучится день и нощь (Пс. 1, 2).

Те переживания, которые он испытывал во время церковных служб или молитв, не передать словами. Необычайной была и его подготовка к Божественной литургии: уже в четверг он ел меньше, в пятницу и субботу едва притрагивался к пище, пока в воскресенье не совершит литургию.

В первую седмицу Великого поста он не вкушал ничего, но каждый день служил, как и в течение Страстной седмицы. Когда наступала Великая Суббота, его тело было совершенно истощено. Но в самый день Христова Воскресения он как бы возрождался. После Божественной литургии силы возвращались к нему, и ангельская радость озаряла его лицо. Таким образом перед нашими глазами протекала его подвижническая жизнь.