Святки без оглядки

С князем ситуация обстояла и того хуже. Он, судя по всему, ухнул в воду, как только сани черпнули воды, и теперь почти по плечи был зажат между санями и кромкой льда, что угрожающе трещал и крошился от любого прикосновения. Одно неосторожное движение — край отломится, и сани тут же перевернутся. Одной рукой Долгомышкин цеплялся за деревянный обод, второй — пытался снять напитанную водой шубу.

— Да кой же бес тебя сюда понес? Переправа-то правее! — орали с берега Ефиму. — Коня отстегивай быстрее! С санями не выдюжит!

Ефим суетился, пыхтел и не знал, за что хвататься: он то бросал коня и бежал к саням, потом спохватывался и спешил обратно, черпая валенками воду. Лицо покраснело, борода висела сосульками, изо рта вырывался пар.

— Во дура-ак! — возмущались мужики. — Здесь полынья, и лед некрепкий, у нас про то кажный ребенок знает!

— Дык дети санками и накатали, вот конюх и попутал спьяну! — галдели на берегу.

К реке сбегались все новые люди, участливо уточняли, что к чему, мотали головами и присоединялись к громко сочувствующим.

— Князь по указу самого амператора к нам приехал! Управу чинить! А конюх его с цыганами напился, да в полынью его и завез. Теперя тонет! — вещала вездесущая бабка Матрена. Она, как представитель местных СМИ, собрала вокруг себя наибольшую кучу народа. Только микрофона в руках не хватает и оператора с камерой рядом.

— Дык это и не конюх даже, а писарь…

— Да какой он писарь, просто дворовый мужик…

— Эх, не уберегли князя…

— О-хо-хо, молодой, совсем не пожил… А цыгане-то выступать будут?

— Глядите! Глядите!

Лед опасно затрещал, от полыньи в разные стороны тонкими змеями поползли трещины.

— Барина, барина спасай! — подсказывали мужики суетящемуся Ефиму. — Бросай коня!

Тот месил ногами ледяное крошево, проваливаясь по колено в воду, но ухитрился-таки отцепить упряжь. Перепуганный конь заколотил копытами по льду, Ефим упал на пузо, подтягивая его за поводья.

— Бросай его, дурак! Сани сейчас перевернутся, и князь твой полностью потонет!

Сани совсем просели, наполняясь водой, и медленно завалились назад. Бабы в толпе заголосили.

Ефим вскочил, бросил поводья и метнулся к саням, запутался в ногах и плюхнулся на лед, проехав на пузе почти до самой полыньи.

— Во непутевый, ведь сам сейчас провалится, ни князя не спасет, ни коня!

— Дык помочь бы… — неловко заикнулся кто-то в толпе.

— Дык помоги, коли жить надоело!

— Ох, пропал князь! Совсем пропал! Жалко.

— Ну, пойду Ермолая Потапова порадую, что ему дорогу до мельницы не чистить…

Снеженика наблюдала за всем как в замедленной съемке. Перед глазами проносились смазанные образы, звучал бабий гомон, скакали друг через друга переливчатые солнечные зайчики. Мозги сбились в кучу, а разум будто сразу отключился: ни размышлений, ни логики. Ни одного мало-мальски разумного сомнения, только одна ясная мысль: человек же тонет! А они стоят и просто смотрят!

Сама не понимая, что делает, она скинула шубейку и выхватила бадик из рук первой попавшейся бабки.

— Глашка! Ты-то куда лезешь! Вот бедовая девка, потонешь ведь! — завопили из толпы.

Осторожно, почти на четвереньках, добралась до саней, где уже по шею в воде бултыхался Долгомышкин, цепляясь окоченевшими руками за лед.

— Держись! — заорала, перекинув ему палку. — Шубу! Шубу сними!

— Тут либо держись, либо сними! — булькнул князь.

— А надо и то, и другое!

— Санями прижало, пошевелиться не могу! Надо ждать, пока утонут!

Сани снова просели, темная утроба ухнула подо льдом, издавая чавкающий звук, словно сам дядька Водяной заглотил, и кромка льда пошла мелкими трещинами. Сейчас раскрошится — и все!

— Хватай!

Раздался оглушительный хруст. Лед затрещал, мелькнули полозья, вода гулко булькнула и сомкнулась, увлекая сани вместе с князем за собой в ледяную бездну. На берегу завизжали, кто-то повалился в обморок.

Снеженика бросила палку, упала на живот, окуная руки в воду. Надрываясь изо всех сил, подтащила князя за меховой воротник. Тот плевался и отфыркивался.

— Гляди, как цепляется! Во девка! Брось его, Глашка, на кой он тебе?

— Дык замуж захочешь, не так цепляться начнешь!

Глаза князя излучали отчаяние.

— Бросай… — посиневшими губами вымолвил он, — не выдюжишь…

— А вот фиг вам, Василий… как вас там по батюшке… Не отпущу! — сквозь зубы прошептала Снеженика и закричала, срывая голос: — Шубу снимай!

Лед рядом затрещал и просел под грузным телом Ефима.

— Не подходи! — заорала ему Снеженика, и тот остановился как вкопанный. — Не выдержит! Иначе все утонем!

Князь еще цеплялся за кромку льда руками, но тяжелая шуба тянула на дно, Снеженика из последних сил удерживала его за ворот сюртука.

— Бросай! — прошипел князь, хватая ртом воду. — Тебе, девке, из без шубы меня не вытянуть!

Снеженика и ахнуть не успела, как рука соскользнула, и темные воды сомкнулись над головой царского посланника.

— Эх, хороший мужик был князь, — грустно вздохнули в толпе. — Дык, наливай, как говорится, не чокаясь…

— Помолимся за упокой души раба божьего Василия… — громовым басом затянул отец Игнат, тоже случившийся с прихожанами поблизости, а бабы с воем подхватили.