Свято место пусто не бывает: история советского атеизма

Пока новое поколение советских теоретиков атеизма осмысливало материалы, собранные в ходе социологических исследований, оставалось неясным, как именно социальные науки могут способствовать делу создания массового атеистического общества. Виктор Пивоваров, сотрудник Института научного атеизма, возглавлявший Пензенский проект, полагал, что проведение социологических исследований религиозности связано с многочисленными трудностями. «Если мы определяем, что комплекс религиозного сознания, религиозного поведения является основой социологических исследований, то что взять из понятия религиозного сознания? Мы берем веру в бога, веру в бессмертие души. Если это может быть сформулировано, то каким образом мы можем перенести смысл разработки на документ, а из документа довести до обыденного сознания человека?» Пивоваров привлек внимание и к еще одной проблеме. В отличие от других исследователей, социологи, изучающие религию и атеизм, не могли ставить прямые вопросы. Хотя исследователей интересовали именно проблемы религии и атеизма, указывал Пивоваров, им приходилось «это маскировать каким-то образом» при проведении опроса. Пивоваров также указал, что существовало расхождение между тем, какие задачи ставились перед работниками атеистического аппарата, и их способностью интерпретировать данные, полученные в ходе полевых исследований. «От социологического исследования иногда требуют то, что данное исследование дать не может, – отметил Пивоваров. – Например, по пензенскому [исследованию] потребовали дать справку по изучению причин религиозности. Но ведь причины религиозности в Пензе не изучались»689. Вместо этого исследователи в Пензе искали проявления секуляризации, чтобы дать пропагандистам атеизма практические советы о том, как построить «общество, свободное от религии».

Тем не менее к концу 1960‐х гг. стало очевидно: все участвовавшие в атеистической работе испытывали глубокое разочарование. Партийное руководство было разочаровано тем, что пропагандисты атеизма продолжали толочь воду в ступе. Лисавцев, курировавший в ЦК КПСС работу ИНА, в 1971 г. жаловался на собрании, что теоретики атеизма снова и снова ставят одни и те же вопросы, но не предлагают ответов. Специалисты по изучению религии и атеизма были разочарованы, поскольку чем больший профессиональный опыт они приобретали и чем больше они знакомились с живой религией, тем больше противоречили друг другу две их роли – активистов атеистической работы и ученых-социологов. В среде атеистических кадров увеличивался разрыв между теми, кто понимал под атеизмом преимущественно изучение религии с теоретической и социологической точки зрения, и теми, кто видел свою миссию в обращении советских людей на путь научного материалистического мировоззрения. Была ли цель атеистической работы в том, чтобы научиться понимать религию, или в том, чтобы формировать атеистическую убежденность? Эти две задачи, конечно, рассматривались как неразрывно связанные; считалось, что необходимо понимать религию во всей ее полноте, чтобы разработать программу, с помощью которой можно было бы результативно воспитать атеистическую убежденность. Но с течением времени теоретики атеизма все больше интересовались самой религией и тем, какие социальные и культурные перемены в жизни советского общества позволяет выявить ее изучение, и все меньше были убеждены в необходимости пропагандистской миссии атеистической работы.

Действительно, ведущим специалистам и кадровым сотрудникам идеологических и академических учреждений по-прежнему были неясны основы атеистической работы, и среди них были расхождения даже по фундаментальному вопросу о том, что именно представляет собой атеизм690. В университетах не могли прийти к согласию относительно того, должен ли научный атеизм быть самостоятельной дисциплиной или же разделом какой-либо уже существующей дисциплины, и если да, то какой именно (например, истории философии)691. Не было консенсуса даже по вопросу о том, должен ли вообще научный атеизм быть обязательной частью университетской программы. Характеризуя эту дилемму, Илья Панцхава, заведующий кафедрой теории и истории атеизма и религии МГУ, процитировал философа Теодора Ойзермана, приводившего доводы против передачи курса научного атеизма на кафедру философии: «Научный коммунизм, социология, этика, эстетика, атеизм не являются философскими дисциплинами. Что касается атеизма, то мне вообще непонятен профиль этой дисциплины. Если убрать из него выводы диалектического и исторического материализма, то от него вообще останется одна история»692.