Святое дело

— Уже обед! А я еще не кормила Людмилочку! Так зачиталась! Изумительная книга. Но меня такое зло взяло, когда она бросилась под поезд! Разве это выход из положения? Я бы на ее месте измотала скандалами этого сухаря Каренина, отобрала сына и заставила платить алименты. А Вронскому подсунула бы такую пилюлю, что он помнил бы всю жизнь! Да, Ниночка, знаешь, что наши выдумали? Сажать деревья. Я сказала: деньги на семена… Саженцы? Ну, саженцы — пожалуйста. Сколько другие дадут, столько и я. Но копать ямы? Боже упаси! Не для этого я восемь лет, свои лучшие годы, провела за партой! Меня это не касается! — Матильда Ивановна вдруг рассмеялась. — О тебе даже не заикнулись! — Настороженно принюхалась. — Вы ничего не чувствуете? Гарью пахнет. Где-то пожар!

— Да, что-то пригорело…

— Ах, это Людмилочкина каша! Я совершенно забыла!

Стремглав бросилась к двери и чуть не столкнулась с Родионовой.

— Простите! Я в таком неглиже! — скороговоркой проговорила Матильда Ивановна и, многозначительно улыбнувшись Нине, выскользнула из комнаты.

Нина насторожилась, предчувствуя не совсем приятный разговор с председателем женсовета. Они не были знакомы, но Матильда Ивановна когда-то показывала: «Эта — жена командира полка».

— Здравствуйте, — глубоким грудным голосом сказала Родионова. — А вы, Наденька, какими судьбами? — Она пожала руку, затем подошла к хозяйке. — Варвара Ильинична.

Надя, мельком взглянув на наручные часики, решительно поднялась:

— Мне пора, до свидания.

Нина не пыталась удержать ее.

— Может быть, пойдешь? Там очень нужен литератор, — прощаясь, спросила Надя.

— Не знаю, не знаю, — еще тише ответила Нина, боясь, что Родионова услышит их.

— Все еще не устроились на работу?

Нина подняла глаза, стараясь угадать: слышала ее разговор с Надей или нет? Лицо Варвары Ильиничны выражало лишь серьезное внимание, а в строгих, еще очень молодых глазах читалось сочувствие. Это задело самолюбие: Нина не любила и стыдилась жалости к себе.

— Нет.

— А мне, помнится, давно уже говорили, что вы поступаете на стройку. Вы литератор, кажется?

— Да, — Нина отвечала неохотно, а Варвара Ильинична продолжала как ни в чем не бывало:

— Я к вам по делу.

В голове быстро промелькнула картина последнего посещения члена женсовета, энергичной блондинки. Она слишком рьяно принялась агитировать в какой-то кружок, а когда Нина отказалась, наговорила ей обидные слова…

— Догадываюсь. — Она собралась, как перед прыжком.

— Не упрекать, за помощью пришла.

— Чем я могу вам помочь? — сказала устало. — Я сама… — И умолкла, до боли прикусив губу.

— Можете, Нина Михайловна, — убежденно сказала Варвара Ильинична. — Мы организуем лекторий для жен офицеров. Женсовет и парторганизация просят вас прочесть несколько лекций. — Заметила нетерпеливое движение. — Не беспокойтесь, это вас не утомит, одна-две лекции в месяц.

— Я не беспокоюсь, но не знаю… Я ничего не знаю сейчас.

— Значит, отказываетесь, не хотите помочь? — огорчилась Варвара Ильинична.

— Не могу. — Нина снова почувствовала раздражение.

— Понимаю…

— Что вы понимаете?

— Чем-то раздражены. Это бывает… Я ведь и сама, — осторожно затронула сугубо интимный вопрос, — когда первого ждала, капризничала.

Она улыбнулась, вспомнив первый год замужества. Улыбка очень молодила ее.

— Проснулась однажды, шпрот захотела. Ну, сил нет, как хочу! А времени три часа ночи. Василий Игнатьевич успокаивал: погоди, дескать, до утра, где я тебе шпроты сейчас возьму? А я в слезы! И пошел мой Васенька на вокзал. Мы тогда в Иркутске жили, на Госпитальной. Трамваев еще не было там в те годы, бедняга через весь город пешком! Возвратился на рассвете. А я все сижу, жду! Открыл он консервы, ковырнула я раз, другой, положила вилку и уснула! — Варвара Ильинична рассмеялась: — Вот ведь как!

Невольно заулыбалась и Нина, но улыбка быстро исчезла. «Сережа вряд ли пошел бы», — подумала с болью.

— Так что я вас понимаю, — донеслось словно издалека. — Ну, ничего, все пройдет. Вы только не волнуйтесь. Это вредно в вашем положении.

Нина быстро отошла к окну.

— Видно, некстати пришла я сегодня, — вздохнула Варвара Ильинична. Разговор явно не получился.

— Извините, — сказала Нина, не оборачиваясь.

— Подумайте все-таки. Будет время, заходите. Непременно.

Варвара Ильинична вышла. Нина продолжала стоять у окна.

«В моем положении. В моем положении!..»

Без стука вбежала Матильда Ивановна. Нина торопливо вытерла глаза: «Какой я размазней стала…»

— После обеда такие крепдешины выбросили! Ахнешь! Такие расцветки! Расстроилась до слез! Денег хватило только на полтора метра, — она развернула сверток и подала шелковый отрез. — Как назло! — Сплела руки и заходила по комнате. — Как назло, никого, кто мог бы одолжить хотя бы двести рублей! И зачем только я купила позавчера креп-жоржет?

Подвижное лицо Матильды Ивановны приняло страдальческое выражение. Но вот она взглянула на Нину… Мелькнула спасительная мысль.

— Идея! Возьми себе отрез креп-жоржета. Он же тебе понравился тогда? Там как раз платье выйдет, даже с оборочками!

Вчерашняя покупка соседки нравилась Нине, она любила нежные, неяркие тона.