Здесь невольно вспоминаются богомудрые слова святителя Феофана Полтавского: О, Царю Христе! Мир не хочет верить, но Ты сам уверяешь нас, что
знамение не принадлежащих Тебе есть – многочисленность, «ибо много званых, а мало избранных» (Мф. 20, 16); что те, которым Отец Твой благоволил дать Царство, суть малое стадо. Мир не руководитель, которому надо последовать, но враг, которого побеждать должно чадам Божиим: «ибо всякий, рожденный от Бога, побеждает мир» (1 Ин. 5, 4). Образ мыслей и чувствований, наиболее одобряемый, нередко есть наиболее опасный; пример, от которого заповедано нам остерегаться, есть точно пример наиболее общий; обычай, принятый всегда и везде; дух времени, которым дышат и живут: «не сообразуйтесь с веком сим» (Рим. 12, 2).Может быть, вы желали бы, христиане, осуждаемый Евангелием образ века сего видеть представленным в чертах более ясных и раздельных, дабы тем непогрешительнее различать, что в сынах века сего недостойно сынов века будущего. Но Тот, Который не позволил прежде времени отделять плевелы от пшеницы, дабы, с расторжением их, и та не была исторгнута, и оставил «расти вместе то и другое до жатвы
» (Мф. 13, 30), оставил также ветшающий образ века сего, и посреди его тайною рукою новонаписуемый образ века грядущего, в нерешительных, смешанных чертах, до определенных времен совершения, когда, наконец и на целых сонмах рабов и врагов Божиих, и на каждом челе, явится там светлое имя Отца Небесного(Откр. 14, 1), а там страшное «начертание» зверя (Откр.13, 16), имеющего сотворить открытую, но гибельную для себя брань со Агнцем Христом.Ныне же только то известно, что
мир есть пещера и ложе, где рождается и воспитывается зверь; и поле, на котором с пшеницею зреют плевелы, огню блюдомые. Но не довольно ли уже сего разумения для того, чтобы оно управляло заповеданной нам осторожностию? Чем глубже «весь мир лежит во зле» (1 Ин. 5,19), так что различие зла и блага становится в нем как бы едва видимым: тем с большей осмотрительностью мы должны в нем прикасаться даже к тому, что кажется благом.Если весь мир исполнен плевел, и доселе не мог быть очищен: то может ли быть очищена от них душа, исполненная миром? Если враг Божий сокровенно зачинается и живет в сердце мира: то может ли любовь Божия обитать в любви к миру?