Святой Алексей, человек Божий

Вот каково было светское общество! Особенно пагубное влияние оказало оно на нравы римского духовенства. Евангельские правила воздержания, самоотвержения и нищеты соблюдались лишь немногими избранными, а большинство поддалось соблазну. Те же страсти – алчность к деньгам, роскошь, стремление к удовольствиям, тщеславие – отличали как светских, так и духовных. Трудно изобразить всю жадность к деньгам римского духовенства, невозможно перечислить хитростей всех родов, которыми они пользовались против слабых стариков и женщин. Достаточно указать на два закона Валентиниана I, которыми объявлялось недействительным всякое завещание кого бы то ни было в пользу духовенства. «Кучера в цирке, комедианты, падшие женщины, – говорит с горечью Иероним, – могут получать даруемое им по завещанию, жрец языческий пользуется одинаковыми со всеми правами, один только христианский священник лишен этого принадлежащего всем права… Я далек от того, чтобы обвинять в этом Церковь, но я краснею за тех, которые своим поведением вынудили издать такой закон». Но закон был бессилен остановить широко развившееся зло. Придумали множество уловок к обходу закона. Дошло до того, что Златоуст принужден был советовать своим духовным детям самим оказывать благодеяния, без всякого посредства священников или диаконов.

Так сильно вторглись языческие нравы в самые недра Церкви. Со времен Константина Великого выяснялось все более и более, что христианство совершило только отчасти свою победу над язычеством. Христианская религия была объявлена господствующею в империи, успела образоваться могущественная иерархия, стремившаяся, особенно в Риме, к преобладанию, к власти; но религия Христа, со всей высотой своих нравственных требований, еще не проникла в нравы, не успела еще преобразовать общества. Необходимо было вдохнуть новый дух в общественное тело, образовавшееся под вековым влиянием язычества. Все истинные христиане горячо желали глубокой нравственной реформы общества, и прежде всего духовенства…

Глава 4

Читатель, перенесемся мысленно за 16 слишком столетий и пойдем в древнем Риме на Авентин. На нем теперь царствует безмолвие. Вот тропа на конце древнего форума, по ней сойдем в долину Велабры и по небольшому откосу скоро достигнем вершины Авентина. Много изменилось в течение столетий, но открывающийся вокруг великолепный вид все тот же: у подошвы холма все так же струится желтый Тибр и, просекая римскую кампанию, устремляется далее в море. На его берегах, почти в равном расстоянии от холма, высится направо базилика св. Петра, налево – св. Павла, впереди зеленеет Яникул и цепь холмов, с другой стороны – Капитолий, когда-то гордый языческими храмами, а теперь украшенный церковью Aracoeli, и Палатин, некогда красовавшийся роскошными дворцами повелителей мира, вместо которых теперь видишь развалины, а вдали за древним городом замыкают вид точно подернутые синеватым туманом далекие горы. Вот здесь, на вершине холма, где теперь видишь доминиканский монастырь Савины, в IV веке стоял роскошный дворец Марцеллы. По наружному виду он отличался от многих других великолепных зданий древнего Рима разве только б льшим богатством и изяществом украшений, но, если бы мы проникли внутрь его, мы были бы поражены полной противоположностью тому, что можно было видеть в тогдашнем Риме. Войдя в атриум, мы могли бы услыхать пение точно ангельских голосов, прославляющих величие Божие и святость непорочной жизни.

«Кто живет под щитом Вышняго
и под кровом Всемогущего водворится,
тот взывает к Господу: заступник мой и прибежище,
Бог мой, на Кого я уповаю»…
Другой хор продолжал:
«Он избавит тебя от сети ловчей,
оградит плечами Своими,
осенит Своими крыльями,
охраной и обороной тебе будет верность Его»…

Но вот начинается общее одушевленное пение, выражающее горячий порыв пламенеющих любовью к Богу сердец:

«Обручусь Тебе навеки,
обручусь Тебе в правде и суде, в любви и милосердии,
обручусь Тебе в верности»… (Осия).

Но кто же эти таинственные обитательницы дворца? Дворец это или монастырь?