– Вы, гражданин Виноградов, когда ходили в дом Никандрова или в дом Аозгачёва, присутствовали ли там в то же время Лозгачёв, Быстрое, Михайлов?
– С того момента, как меня переселили из деревни Иванцево за пять километров на хутор, я никогда ни к кому не заходил и вместе с Аозгачёвым, Быстровым и Михайловым нигде не был.
– Вы мне отвечали, что вас после раскулачивания никуда не высылали, а теперь говорите, что переселяли; как это получилось и за что переселяли?
– Года через полтора, примерно в конце 1932 или начале 1933 года, мне было предложено со всем семейством выехать из деревни Иванцево и указано место для жительства от Иванцева в пяти километрах, там, где когда-то была мельница, к этому времени развалившаяся. Вот там я поселился и жил до настоящего времени. Зимой мы занимались лесозаготовками, летом жена и дочь собирали ягоды, вот все мои занятия.
– Следствие располагает данными, что вы собирались совместно с попом Быстровым, кулаком Аозгачёвым, Михайловым и Никандровым и вели антисоветские разговоры. Подтверждаете вы это?
– Я уже сказал, что нигде никогда не собирался и никаких разговоров не вёл.
– Мы имеем данные, что вы были в 1931 году судимы и осуждены на два года и срока наказания не отбывали.
– Никогда я не судился, и меня не осуждали, и поэтому никаких сроков не отбывал[55]
.20 сентября помощник оперуполномоченного УГБ Плоскошского районного отделения НКВД Ливанов составил обвинительное заключение по делу священника и крестьян. Несмотря на то, что доказательств преступления не было никаких, дело сочли законченным и направили на рассмотрение «тройки» НКВД с предварительного разрешения Осташковской опергруппы НКВД.
3 октября «тройка» НКВД приговорила священника Андрея Быстрова и мирян Василия Виноградова, Сергея Михайлова и Спиридона Савельева к расстрелу. Они были расстреляны 7 октября 1937 года[56]
.Шестидесятисемилетний Семён Никандров был приговорён к десяти годам заключения в исправительно-трудовой лагерь[57]
.Священномученик Андрей Воскресенский[58]
(1884–1937)Священномученик Андрей родился 2 октября 1884 года. Его отец протоиерей Владимир Андреевич Воскресенский был настоятелем храма Смоленской иконы Божией Матери, находившегося на Смоленской площади в Москве. Он был членом благотворительного общества, учреждённого великой княгиней Елизаветой Фёдоровной. В июле 1923 года власти арестовали его за участие в собрании духовенства благочиния, целью которого было обсуждение вопросов, связанных с защитой арестованного Патриарха Тихона. Впоследствии дело было прекращено в связи с объявленной в августе 1923 года амнистией. В 1931 году протоиерея Владимира вновь арестовали; ему было тогда уже восемьдесят лет, и по дороге в ссылку он скончался.
В 1898 году Андрей Владимирович окончил Заиконоспасское духовное училище, а в 1904 году – Московскую духовную семинарию. В том же году он поступил в Московскую духовную академию, которую окончил в 1908 году со степенью кандидата богословия, и в 1909 году был назначен на должность помощника инспектора в Новгородскую духовную семинарию. Женился на Вере Сергеевне Булатовой.
В 1912 году он был рукоположен в сан священника к московскому храму Успения Божией Матери, что в Казачьей слободе, и состоял законоучителем в 4-м мещанском Мариинском женском городском училище и в частной женской гимназии А. С. Стрелковой. В 1915 году отец Андрей был награждён набедренником, в 1917 году – скуфьёй, в 1920 году – камилавкой, в 1923 году – наперсным крестом. Вскоре он был возведён в сан протоиерея и назначен настоятелем. В это время при поддержке старосты храма он готовил публикацию об истории этого храма и жизни казачества в Москве, основанную на изучении церковного архива. Все эти материалы погибли при закрытии церкви в 1930 году.
Отец Андрей был назначен служить в храм святителя Григория Неокесарийского на Большой Полянке, а затем в храм Живоначальной Троицы на Воробьёвых горах. Последним местом его служения стала церковь Михаила Архангела в селе Карпово Воскресенского района Московской области. Здесь, как и в Москве, прихожане полюбили доброго пастыря, который старался помогать им и словом и делом. По первой же просьбе он шёл исполнять требы, в любую погоду – и во время проливного дождя, и в трескучий мороз. Он всегда находил время, чтобы вскопать огород или накосить сена одинокому старику. Он был человеком, который старался жить в мире со всеми и которого равно любили как прихожане, так и домашние. Когда он приезжал из села Карпово в Москву, где жила его семья, вся местная детвора бежала ему навстречу, и для каждого он находил приветливое слово и маленький гостинец.