Древнее библейское благословение было наилучшим пожеланием, которое мог дать лишь святой Франциск, это была своего рода вершина благословляющей мольбы: охрана, милость, мир. И еще, чтобы Господь явил ему Свое лице, и больше того — чтобы Он посмотрел на него, обратив к нему Свой лик.
Можно ли было сказать больше? О, да! Не хватало обращения и подписи, без которых это благословение могло быть послано кем угодно кому угодно.
Глубоко понимая суть истинной любви, святой Франциск совместил обращение и подпись. Он написал имя друга, а вместо своего имени поставил особый символ. Вот, что он сделал: окунул гусиное перо в кармин и вывел в нижней части листа большую Т (тау), древнюю букву, которая переводится с еврейского как «символ» и для древних писателей означала крест. Под Т он обозначил абрис горы. Получился своего рода окровавленный, обезглавленный крест, символизирующий его самого, Франциска: подобно Господу нашему он был распят и возродился к жизни в духе после того, как отсек голову, т. е. свои мирские мечтания, и зарыл ее под крестом, в скале покаяния.
Потом черными чернилами он написал: «Брат Леоне, да благословит Господь тебя».
Теперь уже не оставалось сомнений в адресате сладостного послания, и это заключительное «тебя» без обиняков говорило о намерениях автора. И не только это. Слово «Леоне», между «е» и «о», разделялось надвое красным стволом Тау, и это должно было, вероятно, показать, что Франциск, действительно, хотел жить в душе друга, но не столько по своим человеческим достоинствам, сколько ради той новой жизни, к которой Господь вознес его, одарив стигматами. Итак, подписью Святого стал крест, но крест усеченный, потому что он не осмеливался уподобить свой крест Христову. И этим крестом он скрепил, как печатью, бессмертие их дружбы.
СОВЕРШЕННАЯ ЛЮБОВЬ В СОВЕРШЕННОЙ СКОРБИ
После тридцатого сентября святой Франциск положил себе вернуться в Санта Мария дельи Анджели с братом Леоне, а братьев Анджело и Массео оставить на Верне. Расставание было тяжким. Святой страдал, покидая эту гору, ведь она стала его Голгофой. Он чувствовал, что сюда уже не вернется. Братья, которые должны были и впредь пребывать на вершине, плакали и умоляли его благословить их и показать им свои благословенные раны. Он выполнил их просьбу и попрощался с каждым по имени с бесконечной нежностью. «Прощай, прощай, прощай[22]
, брат Массео! Прощай, прощай, брат Анджело. Оставайтесь с миром, дорогие мои дети! Да благословит вас Бог, дорогие мои! Прощайте, я покидаю вас, но оставляю вам мое сердце.Пока святой Франциск со слезами на глазах прощался с людьми и неодушевленной тварью, не забывая никого и ничего, братья плакали и чувствовали, что у них разрывается сердце, словно они вот-вот осиротеют.
На ослике святой спустился с горы, заехал в Кьюзи, чтобы попрощаться с дорогим графом Орландо, и двинулся по направлению к Борго Сан Сеполькро, но, когда он оказался на высокой точке, с которой в последний раз мог посмотреть на Верну, остановил осла, слез и преклонил колени на дороге, устремив глаза на вершину своего распятия, после чего попрощался с ней словами псалма: «Прощай, гора богатая, гора обильная, на которой Бог благоволил обитать. Прощай, гора Альверна! Да благословит тебя Бог-Отец, Бог-Сын и Бог Дух Святой. Оставайся с миром, больше мы тебя не увидим».
Так он завершил этот необыкновенный пост св. Михаила Архангела 1224 года, который стал для него вехой стремительного восхождения. От вопроса первых дней: «Кто Ты и кто я?», обнаруживающего отдаленное и бесконечно низшее положение души по отношению к Богу, он поднимается к вопросу личному, стремящемуся максимально сократить дистанцию: «Дай мне любить, как Ты возлюбил и страдать, как Ты страдал». Получив просимое, этот человек не исполняется гордыни, но самоустраняется в благодарственном преклонении, чтобы отдать эту победу одному Господу и разразиться пением хвалы, которое и есть совершенная молитва без тени мысли о себе.
Кажется, что, достигнув такой духовной высоты, святой Франциск уже неподвластен земным скорбям, но вот он оставляет Верну и душераздирающее прощание стоит ему горьких слез, потому что он предчувствует свою смерть; он плачет так, словно его сердце не в силах оторваться от всей твари: людей, животных, растений, скал, и сумеет найти мир, только вновь обретя их в Боге.