Святой – Гарпун для акулы

Две шикарно обставленные комнаты были предоставлены в полное распоряжение Святого, решившего не беспокоить Дарью Угланову до окончания поисков. Третью – спальню – оккупировала ненасытная парочка. Лия особого стеснения не выказывала и заходилась сладострастными воплями во время любовных забав с Серегиным так, что оконные стекла начинали вибрировать.

Степенный сосед сверху однажды пожаловался Святому, столкнувшись с ним в лифте:

– Ну сколько можно издеваться над одиноким пожилым человеком! Смотрите свою порнографию сколько душе угодно, но громкость в телевизоре убавьте. Это же невыносимо: выйдешь покурить на балкон, а снизу похабщина доносится.

При Сталине такого не было.

Рабочий день, а точнее – ночь, барменши начинался в восемь вечера, когда богатая публика пристраивала свои объемистые пятые конечности на стулья перед зеленым сукном ломберного стола и крупье виртуозно метал карты игрокам. Заканчивался он в четыре часа утра, когда, казалось, уставал крутиться даже шарик рулетки.

Домой Лия возвращалась к шести, будила Серегина звонкими чмокающими поцелуями, за которыми следовали возбужденное пришептывание, бурная возня и страстные крики.

Перед уходом на работу подруга Николая повторяла эту процедуру, утверждая, что ей необходимо эмоционально и физически зарядиться перед "вечерней дойкой" "племенных" скотов, просаживающих за ночь астрономические суммы.

Героя своего романа хозяйка квартиры, не имевшая, по-видимому, никаких комплексов, ласково называла "мой отбойный молоток" и почему-то "сбрендивший муравьишко"!

Последнего Святой расшифровать не мог и справедливо рассудил, что у любви свой тайный язык, понятный лишь двоим.

– Вы, мальчики, просто как мушкетеры какие-то! Примчались в Москву сокровища, украденные у друга, искать!

Полный отвал! – подводя губы перламутровой помадой, восторгалась Лия.

Увы, ласки обольстительной барменши сделали свое черное дело. Николай размяк и нарушил уговор не выдавать подлинных причин приезда в первопрестольную. Воистину прав был Высоцкий: "Так случиться может с каждым, если пьян и мягкотел".

Попутно Серегин описал ночную битву, парней в черном, сжигающих его "восьмерку", собственные подвиги и справедливое возмездие, настигнувшее отмороженных малолеток. Детали – гибель Савла, сломанную руку Коти – он опустил, чтобы не травмировать кровавыми подробностями нежную душу дамы своего сердца.

Вообще-то к страстной, ненасытной в любви Лии друзья закатились с дальним прицелом на ее обширные знакомства.

Мало того, что она была в доску своей девчонкой – у Серегина в Москве была целая клумба таких розочек, готовых принять немного поджаренного донжуана, невзирая на рубец от ожога, скрытый щетиной будущей бороды, барменша знавала многих людей, предпочитавших не высовываться: сутенеров, контролирующих гостиничных проституток, теневых валютчиков, бизнесменов сомнительного свойства.

У стойки бара казино этой публики было как тараканов за прогретой печкой.

Лия могла, не вызывая особого подозрения, навести справки о некоем владельце галереи, не гнушающемся приторговывать антиквариатом или драгоценными камнями.

Механика Серегина была простейшая – он заполучал темпераментную любовницу и ценного осведомителя, используя рекламную терминологию, "…в одном флаконе".

Утренний свет солнечными брызгами проникал в комнату. Яркие веселые блики играли на полированной поверхности мебели, стенах, оклеенных дорогими английскими обоями – предметом особой гордости Лии, на гранях многочисленных хрустальных фужеров и ваз, плотными рядами занимавших полки серванта. В открытую форточку врывался ветерок и играл роскошными шторами.

Святой проснулся, но не спешил сбрасывать пушистый плед и покидать постель. На табло электронных часов зеленые цифры показывали без пятнадцати шесть.

"Скоро Лия примчится", – подумал Святой, блаженно потягиваясь.

Из спальни доносился колоритный храп с присвистом.

Второй "мушкетер" спал без задних ног. Вчера они весь день колесили по антикварным магазинам, новым картинным галереям и аукционам. Рейд существенных результатов не принес. Правда, продавщица из "лавки древностей" в тихом арбатском переулке вроде бы знала одного Гогу, сдававшего на реализацию кое-какие безделушки. Но мало ли Гог в многомиллионном городе?

К тому же, по описанию, выбитому тумаками Серегина из нижнетагильского рокера, Гаглоев был невысоким лысым плюгашом без особых примет, если не считать золотого перстня с желтым камнем вроде янтаря на большом пальце левой руки. Камень предохранял хозяина от болезней и сглаза – так, во всяком случае, объяснял свою привязанность к украшению сам Гаглоев.

Гога-2 золотых побрякушек не носил, ростом был выше среднего, а главное – заплетал длинные волосы в косичку а-ля Борис Гребенщиков. Судя по всему, какой-то ветеран движения хиппи спускал остатки коллекции покойного деда-академика, дабы забить косячок, то есть купить на Лубянской площади легких наркотиков для услады души.