Святой - Гарпун для акулы

- У нас трое убитых, двое ранены. Надо бы отплатить за ребят. Куда нам такое стадо гнать? Оставим парочку для штаба, а остальных отправим к ихнему Аллаху!

- Заткнись, Маркин! - Рогожин поставил автомат на предохранитель. Стрельбы больше не предвиделось. - Сходи потрогай мозоли у них на руках. От оружия таких не бывает. Они против нас целыми кишлаками воюют: от мала до велика...

- Знаю, знаю... - разочарованно протянул младший сержант. - Всенародная партизанская война в тылу врага...

Проходил "Войну и мир" в девятом классе. - Он встал в позу чтеца-декламатора и с завыванием начал:

- Поднялась дубина народной войны и пошла гвоздить врагов по котелку...

- Грамотный! Выучили вас на свою голову, - проворчал Рогожин, с трудом сдерживая улыбку.

Маркин засвистал какой-то очередной шлягер и двинулся к машине. Это была потрепанная "Тойота" с бахромой над лобовым стеклом, побитыми подфарниками, погнутым бампером. Обычная афганская "бурбухайка", годная, чтобы возить овощи на городской базар и реактивные установки на огневые позиции.

Дверь джипа приоткрылась, и Рогожин успел увидеть залитое кровью лицо, а также вытянутую руку с пистолетом.

Два выстрела прозвучали почти одновременно.

Перед тем как упасть, Маркин успел обернуться, как будто хотел попрощаться с командиром. Его недоуменный взгляд переместился на грудь, где с левой стороны на накладном кармане "афганки" чернела точка.

- Мама, достали! - ровным, отчетливым голосом произнес младший сержант и упал.

Десантники хлестали по джипу длинными очередями.

Кто-то попал в бензобак. Клуб огня вырвался к небу рыже-черной шапкой.

- Прекратить огонь! - кричал Рогожин и сам продолжал исступленно палить из автомата, словно отдавал погибшему младшему сержанту последние воинские почести.

- Командир! "Духи" ломятся! - заорал ефрейтор Липин, выпучив глаза, и тыкал пальцем в ровную линию горизонта.

С юга приближалось облако пыли. Пять машин неслись по степи, точно волки, загоняющие добычу.

- Передал, гад! - воскликнул ефрейтор, прижимая к груди автомат, словно тот был палочкой-выручалочкой.

- Ох, блин, засекли!

- К установкам, быстро! - крикнул Рогожин.

- Как стрелять из этого металлолома? - пробормотал ефрейтор. - Ни буссоли, ни прицельных устройств. Каналом уходить надо... Сматываемся, сержант!

Рогожин уже взял себя в руки. Опасность действовала на него отрезвляюще.

- Не ори, Липин! Пальнем по "духам", да так, что их яйца до Пакистана лететь будут.

Уверенность командира передалась остальным десантникам. Белозубые улыбки засветились на запыленных, загоревших до черноты лицах.

- Так, парни. Берите пленных - и к установкам!

- "Духи" в своих стрелять не станут! - не унимался Липин.

- Сделать петли! Набросить им на глотки и перекрыть кислород! - отдавал лаконичные приказы Рогожин.

Десантники удивленно переглядывались, не понимая замысла командира.

- Вешать пленных, что ли? - робко переспросил ефрейтор.

- Дурак! - Рогожин выразительно постучал себя по лбу. - Они же мусульмане. Для них, воинов Аллаха, смерть без крови - что для тебя служба без дембеля. В рай не попадут. По своим "духи" пулять, конечно же, не станут, но отпугнуть - отпугнут! Давайте!

Пленные, трясясь от страха, глазели на приготовления десантников.

- Только не до смерти! Осторожно! - предупредил Рогожин.

Машины приближались. Раненный снайпером моджахед, воспользовавшись замешательством, успел предупредить своих о дерзком захвате установок, и сейчас "духи" торопились наказать зарвавшихся "шурави".

- Алла... - истошно вскричал тощий афганец, которого первым подвергли испытанию.

Он тяжело, с ефрейтором на спине, обхватил сапоги сержанта и затараторил, пуская слюни и сопли. Свою речь воин ислама сопровождал выразительной восточной жестикуляцией.

Рогожин склонился над ним.

- Шугани разок своих. Иначе... - Он чиркнул ладонью по горлу.

- Не улавливает! - констатировал Липин и крутанул удавку.

Афганец зашелся в кашле. Его тонкие губы стали на глазах синеть, на них выступили белые хлопья пены.

- Ослабь! - Рогожин хлопнул ефрейтора по плечу. - И поставь его на ноги!

Теперь покачивающийся душман был похож на марафонца после финиша. Он уткнул глаза в землю и часто дышал широко открытым ртом, в котором по-собачьи подергивался язык, точно просил отпустить его наружу.

Рогожин сбил с пленного грязную чалму и повернул голову "духа". Приставив к его глазам бинокль, сержант показал на машины. Потом указал на установки и сделал жест руками, словно отгонял от себя назойливую мошкару. Афганец замычал, отрицательно тряся головой.

- Петлю, Липин. Потуже! Время уходит! - рявкнул Рогожин.

- Есть! - так же решительно выпалил ефрейтор и снова перекрыл душману кислород.

Пленный бился всем телом, как бьется рыба, выброшенная на лед.

- Сержант, кажись, мой согласен! - Один из десантников подвел смуглолицего пожилого афганца в просторных полотняных штанах и длинной рубахе.

- И мой дошел до кондиции! - ухмыльнулся Липин.

Его подопечный уткнулся лбом в землю и стучал рукой, давая понять, что согласен...