Святой: гарпун для Акулы

Кучаев опасался налета боевиков, крайне агрессивно настроенных молодых националистов, слетевшихся словно стервятники к Ошу из Иссык-Кульской и Наманганской зон. Часовые не раз замечали всадников на гребнях холмов.

Лейтенант забрал к себе жену, работавшую учительницей начальных классов в одной из городских школ.

— Я в школу не вернусь! — тихим печальным голосом говорила молодая женщина. — Лозунги развесили: «Да здравствует великий могучий киргизский язык!» Может, и Тургенев — киргиз по национальности?

— Перемелется! — успокаивал ее муж. — Киргизы самые спокойные люди, в них нет жестокости. Это их взбаламутили, натравили на узбеков и русских…

— А, ты всадников с перекошенными рожами видел? — в ярости кричала учительница. — Сторожа школьного у собственного дома заметили… Сидел на скамеечке перед калиткой… Старик награды военные нацепил, думал, пощадят ветерана. Подскочили к деду. «Ветеран? — спрашивают. — А почему не инвалид?» Распяли на скамейке, вожжами привязали и ножовкой ногу отпилили! Не жестокие? Собирать манатки надо и мотать отсюда! Пусть без нас вторую Южную Корею обустраивают…

Солдаты лейтенанта Кучаева бездельничали и воровали по-черному. Молодой командир палец о палец не ударил, чтобы хоть как-то изменить положение. Он всего год как закончил Сумское училише. Лейтенант и представить не мог, в какую дыру его засунут.

— Ну правильно, батя-то мой не генерал… — сокрушенно вздыхал вчерашний курсант.

Он с облегчением передал бразды правления Святому и посвятил всего себя своей несчастной жене, которую очень любил.

«В принципе он правильно поступает! — думал Святой. — Никому мы не нужны, кроме родных. Выжмут человека как лимон и выбросят! Так всегда у нас было, веками… Что за страна!»

— БРДМ поставьте на подъездной дороге и у холмов! — распорядился взводный, обходя с сержантом свои новые владения.

— Пульнуть можно? — спросил Голубев и стал осматривать невеселый пейзаж.

— Зачем?

— Пристрелять пулеметы! Патронов в бункерах полно.

Россыпью валяются! — сообщил он командиру.

— Успели залезть! — с деланным недовольством отметил Святой. — Серегин, проныра, небось нос свой сунул?

— Он самый! — нехотя подтвердил сержант. Атмосфера складов расслабляюще подействовала и на безупречного служаку Голубева.

— Скажи ему, пусть не шныряет где не следует!

Святой рукой смел пыль с бока бэтээра. Машина с облупившейся краской и снятым вооружением предназначалась для ремонта.

— Досталось ей! — вздохнул сержант и сунул кулак в отверстие с оплавленными краями.

Оно зияло у задней части машины примерно в метре от колеса. Святой погладил черные, с сизоватыми разводами края дыры.

— Кумулятивный снаряд! Кто был внутри — погиб. Высокотермическая травма с тотальным обугливанием тела…

— Чего? — переспросил сержант.

— Обуглились люди от взрыва. В диагнозе так пишут.

Спецназовец успел забраться на броню и хотел заглянуть внутрь, но после слов командира отпрянул, как будто мог увидеть головешки человеческих тел, навечно застывшие в недрах бронетранспортера.

— Притащили на переплавку братскую могилу, — продолжал Святой. — Зачем? Его бы на мраморный постамент под окнами Кремля поставить или вместо памятника на могилу этого маразматика с бровями… Ладно! Пошли, Василий!

Он поспешил отойти от бэтээра. Слишком остро напоминала обгоревшая машина о недавнем прошлом.

— Воины здесь паршивые! — с чувством собственного превосходства сказал сержант, шагая через груды ржавого мусора. — Алкаши и наркотня…

— Не задирайся с ними, — посоветовал Святой и чуть было не налетел на очередную груду металлолома. — Народа мало, а территория вон какая! С кем охранять? Поаккуратнее с сослуживцами. Знаю я вас, морды чистить начнете!

Говори — не говори.

— На Ваньку Ковалева прыгали! — доверительно сообщил Голубев. — Пайку съели, тарелки собрали, и самый борзой подкатил. Говорит: «Ты, молодой, посуду помоешь!» Ремень на яйцах болтается, пряжка дугой выгнута, а сам смердит! — Сержант зажал нос пальцами. — После призыва, наверное, ни разу не мылся. Ковалев спокойно, как удав, посуду принял, в бачке выполоскал. Мы сидим, молчим, ждем продолжения концерта. Знаем — Коваля просто так не обломаешь. Он тарелки аккуратненько стопкой сложил…

А шобла жлобская аж заходится: «Десантуру наказали! По струнке у нас ходить будут!» Ну а Иван-то руки полотенцем вытер и бак с помоями подхватил. Бак здоровенный, литров на пятьдесят. Деловой этот остолбенел. Стоит, глаза таращит, как Ванька бак волокет! Он ему этот бачок на калган и надел. — От восторга сержант прихлопнул ладонями по бедрам. — Уделал чмошника!

Святой отвернулся и усмехнулся так, чтобы не видел Голубев. Поступить подобным образом подсказал Ковалеву неписаный кодекс чести Советской Армии. Не дать отпора означало унизиться перед охламонами лейтенанта Кучаева.

Безжалостное мироустройство солдатского быта незыблемо, и Рогожин не пытался изменить его.

— Шобла к Ковалю рванула… — продолжил эпопею сержант.

— И вы их наказали, — укоризненно покачал головой Святой. — Неуставные взаимоотношения… Ох, головорезы!

Не будет у меня спокойной старости.